Эмиль Золя - Избранные произведения. II том

— Что это значит, Марианна? Вы пропускаете обедню!

И, не дав ей времени объясниться, говорит, что это нехорошо, что дьявол сторожит ее и что она, наверное, пойдет в ад, если у ней нет религии. Марианна наконец находит возможность оправдаться.

— Послушайте господин кюре, я в церкви не была из-за девочки… Она очень больна. Сегодня утром я думала, что она умрет. Ну, вот и не посмела уйти из дому…

— Ваша дочка Катрина больна?

— Да, господин кюре, она лежит на нашей кровати… Подойдите взглянуть на нее.

На большой кровати, в глубине темной горницы, трясется вся в ознобе девочка лет десяти, с разгоревшимся от жару лицом, с закрытыми глазами. Маленькое бедное тельце ее колотится под одеялом. Кюре, подойдя к кровати, молча глядит на нее с минуту; затем медленно произносит:

— Это бог наказывает вас, Марианна… Да, вы часто подавали собою худой пример, вы оскорбляли его, и десница его карает вас.

Он при каждом слове кивает подбородком, точно одобряет небо за то, что оно мстит. Сама Катрина также совсем нехорошо ведет себя. В прошлый четверг ему пришлось за уроком катехизиса выгнать ее из церкви, потому что она смеялась и смущала других детей. Как раз в этот день шел проливной дождь; девочка не посмела вернуться домой из боязни, что ее будут бранить, и промокла до костей на дожде.

— Она, верно, простудилась в четверг, — отвечает мать. — Она вернулась в отчаянном виде.

— Бог наказывает ее, как и вас, Марианна, — повторяет кюре. — Разве вы думаете, что бог может быть доволен, когда видит, что какая-нибудь дрянная девчонка поднимает его на смех в его собственном доме! Будьте уверены, что никакой проступок не остается без наказания.

Долговязая Нанетта крестится; дядя Руссель, собирающийся есть суп за столом, одобрительно качает головой. Да! Всякий проступок наказуется. Если в прошлом апреле шел град, то потому, что сен-маршальские обыватели прогневили матерь божью, поднеся ей в день Вознесения не такие прекрасные букеты, как в прошлом году. Если кобыла старого Лазаря околела, то потому, что старик позабыл перекреститься, проходя мимо распятия. Но так как Руссели никак не могут припомнить, когда и чем они прогневили господа бога, то и высказывают надежду, что бог помилует их при заступничестве святых ангелов. Впрочем, если дня через три девочке не полегчает, то они пошлют за доктором в Нориак, за шесть лье от селения. Долговязая Нанетта пожимает плечами; по ее мнению, доктора — совсем лишний народ: если небо осудило человека, то не доктору его спасти. Тем более что нориакский доктор безбожник, и все знают, что дьявол появляется у кровати покойника, который прошел через его руки и принимал его лекарства.

— Три каждый час ее виски святой водой, и троекратно произносите «Pater» [54] «Отче» (лат.). и «Ave» [55] «Славься» (лат.). , — говорит кюре.

Затем становится на колени и торопливо бормочет молитву. Руссели и долговязая Нанетта произносят вместе с ним: «Amen»! [56] Аминь (лат.). — и широко крестятся.

— Пройдет, — объявляет священник, уходя. — Необходимо, чтобы тело ребенка очистилось от скверны… Я наведаюсь завтра.

Но аббат Пенту, входя на следующий день к Русселям, весь дрожит и замирающим голосом передает ужасную весть, сообщенную ему звонарем. Да! Маленькая Катрина совершила святотатство. В четверг, когда ее выгнали из класса, она пошла играть в ризницу, и там звонарь видел, как она взяла венок с головы гипсовой богородицы, надела его на себя и принялась приседать, вероятно, затем, чтобы насмеяться над божьей матерью. Аббат не понимал, как небо не убило ее громом на месте. Но теперь она погибла, сомнения нет. Болезнь ниспослана на нее свыше. Пускай зовут доктора, она умрет скорее, вот и все.

— Она вернулась промокшая до костей, — повторяет Марианна. — Может быть, если бы дать ей хорошенько вспотеть…

— О! ей худо, очень худо, — бормочет дядя Руссель, сидя в углу, сложив руки на коленях.

Бедной девочке в самом деле приходится плохо: белокурые волосики ее разметались; из ротика несется горячее дыхание, а через полуоткрытые веки виднеются бессмысленные и воспаленные глазки. Она лепечет в бреду и все повторяет: «Ох! болит!.. Ох, болит!» Сердце разрывается при виде страданий бедного ребенка, беспомощно отбивающегося от смерти.

Между тем весть о святотатстве облетела все селение; соседи сбегаются, потому что толкуют, будто господин кюре будет изгонять дьявола из ребенка Русселей. Вскоре в комнате набирается человек двенадцать. Все разговаривают шепотом. Припоминают разные другие истории, всем известные. Три года тому назад другая девчонка стащила кусочек святых даров и приколола булавкой к дереву; и тотчас дерево начало стонать, и кровь полилась из его ствола, и со всех веток закапали капли крови. Долговязая Нанетта божится и клянется, что сама видела это, потом прибавляет, что, во всяком случае, сестра ее это видела. Но другая история производит еще более сильное впечатление на присутствующих: мальчишки из Сен-Назера во вторник на масленице прогуливались в картонных масках, в это время мимо них прошел священник с дарами, и один мальчишка не захотел снять маски; тогда маска пристала к его лицу так крепко, что пришлось отдирать ее вместе с кожей. После таких примеров не удивительно, если Катрина умрет, за то что осмелилась надеть на голову венок богоматери. Тревога, полная страха, царствует в комнате. Хотя солнце ярко светит, но мужчины неспокойны, а женщины оглядываются, ожидая увидеть пару козлиных ног и рога.