Эрнест Хемингуэй - Смерть после полудня

Зимой того же года Маэра скончался в Севилье, с трубкой в каждом легком, захлебнувшись пневмонией, которая пришла его прикончить по стопам туберкулеза. В бреду он скатывался на пол и там, под койкой, сражался со смертью, погибая в муках. Мне думается, в свой последний год он надеялся на смерть в бою, но не позволил себе пойти на обман, сыграв в поддавки. Он бы вам понравился, сударыня. Era muy hombre. [8] «Настоящий был мужик» (исп.)

Пожилая дама: Но отчего Бельмонте отказался поднять ему жалованье?

— Сударыня, эта удивительная вещь характерна для Испании. Когда речь заходит о деньгах, из всех ведомых мне финансовых предприятий самым грязным является коррида. Рейтинг тореро определяется размером его гонорара. Однако в Испании бытует мнение, что чем меньше платишь подчиненным, тем ты круче как мужик, чем сильнее ты низводишь их к положению рабов, тем мужественней выглядишь в собственных глазах. Это особенно верно в случае матадоров, прорвавшихся из грязи в князи. Они приветливы, щедры, обходительны и умеют угодить всякому, кто выше их по социальной лестнице, но с теми, кто на них работает, обращаются не лучше погонялы на плантациях.

Пожилая дама: Они все такие?

— Практически все. Да и нетрудно оправдать желание матадора уберечь заработанные деньги от паразитирующих льстецов в его окружении. В целом, я бы сказал, что нет на свете человека злее, чем матадор, когда дело заходит о жалованье подчиненных.

— Пожилая дама: Получается, ваш друг Маэра был злющим скрягой?

— Нет. Он был щедрым, жизнерадостным, гордым, ранимым и грубоватым на язык, любил и умел хмелеть. Никогда не заискивал перед интеллектуалами, равно как не стремился сделать богатую партию в браке. Ему нравилось убивать быков, и он жил страстно, ярко, хотя последние полгода очень тосковал от горечи. Знал, что болен туберкулезом, при этом ничуть о себе не заботился; не имея страха перед смертью, предпочел сгореть, но не из бравады, а по сознательному выбору. Занимался обучением младшего брата, прочил ему карьеру великого матадора. Однако младший брат, также снедаемый легочной хворью, оказался трусом. Мы все были очень разочарованы.

Разумеется, если сходить на бой и не встретить там ни одного матадора-декадента, рассуждения по поводу упадка корриды окажутся излишними. Но каким бы ни было начальное представление об облике истинного матадора, если на первом в жизни бое быков ты увидишь упитанного коротышку с длинными ресницами, чрезвычайно гибкими кистями рук и страхом перед быками, потребуется объяснение. Ведь именно так Чиквело выглядит сегодня, через десять лет после первого феноменального выхода на арену. С ним до сих пор заключают контракты, потому что люди надеются, что его бык, тот самый, идеальный, которого он так давно ждет, вдруг выскочит из ворот торил я, и тогда Чиквело развернет во всей красе репертуар чистейших связок из вероник, которые дадут фору самому Бельмонте. Можно раз двадцать ходить на Чиквело в сезон и ни разу не увидеть полного зрелища, но уж если он в ударе, то просто бесподобен.

Из прочих, кто после Хоселито и Бельмонте подавлял своим именем и надеждами, хотя и не безусловным успехом, выделяется Марсиаль Лаланда: мастер техники, надежный, опытный, знающий, истинный тореро. Он в силах справиться со всеми быками, с любым из них покачать умелую, стоящую работу. Он уверен в себе и спокоен. За девятилетнюю карьеру успел созреть и приобрести стойкость, начал получать удовольствие от этой работы, а вовсе не страх. Более универсального и технически грамотного тореро не сыскать во всей Испании.

Валенсия II по своим возможностям и ограничениям нее такой же, каким был в самом начале, если забыть о том, что он растолстел, приобрел осмотрительность и плохо зашитую рану в уголке глаза, которая настолько изуродовала лицо, что он утратил былой задор. Его работа с плащом безупречна, он умеет показать пару-другую трюков с мулетой, но они всего лишь трюки, которые по большей части служат для защиты. В Мадриде, если сумеет собраться, то выкладывается по полной, ну а в провинции циничен, как и прежде. Его матадорская карьера почти на излете.

Есть еще два матадора, о которых я пока молчал, потому что они не вписываются в общий пейзаж упадочнической корриды, а представляют собой частные случаи.

Они оставались бы такими же в любую эпоху. Эти двоих зовут Никанор Вильялта и Ниньо де ла Пальма. Но сначала я должен объяснить, почему вообще надо уделять столько внимания частным явлениям. Хотя индивидуалы интересны, сударыня, не они делают погоду. В нашем случае, однако, все наоборот: разложение корриды как раз и привело к тому, что тон начали задавать индивидуалы. Допустим, кто-то сходил на бой быков. Ты его спрашиваешь: как звали матадоров? Если человек запомнил имена, становится в точности ясно, что это был за бой. Потому что прямо сейчас кое-какие тореро умеют делать только определенные вещи. Превратились в таких же специалистов, как врачи. В свое время, бывало, сходишь к доктору, и он тебя вылечит или хотя бы попытается. Точно так же в свое время люди ходили на бои, где матадоры были матадорами; они прошли настоящую школу подмастерьев, узнали корриду изнутри, научились в полной мере задействовать свои способности в работе с плащом, мулетой, бандерильями, — и они убивали. Нет смысла описывать здесь степень той специализации, которую достигли врачи, или говорить о самых отталкивающих и смехотворных аспектах этого явления, поскольку мы все рано или поздно с ними сталкиваемся, но человек, отправляющийся на бой быков, и не подозревает, что эта зараза — в смысле, специализация — захватила и корриду, что теперь есть матадоры, которые хороши с плащом и бесполезны во всем остальном. А зритель-то, может статься, и не разбирается в тонкостях вероник с плащом, эти движения ему в новинку, кажутся странными, вот он и решает, что все прочие действия этого конкретного матадора выражают собой сущность корриды, — и он берется о ней судить, хотя в реальности это лишь жалкая пародия на то, как надо сражаться с быками.