— С этой минуты, — произнесла она торжественно, — мы перед богом принадлежим друг другу.
Старостиха и в самом деле получила назад дарственную, выплатила дочери ее долю наследства, внесла рекрутский выкуп за своего батрака и обвенчалась с ним.
Зять и дочь, опозоренные, вынуждены были распроститься с усадьбой: так они сами себя наказали за черствость. Тайно и поспешно под покровом ночи покинули они дом старосты и вернулись на мельницу. И не было человека во всем Ештедском крае, который пожалел бы об этом. Еще много лет спустя родители напоминали детям о мельнике с женой, чтобы их пример служил предостережением.
*
Первые годы в усадьбе все шло как нельзя лучше. Неожиданно для себя став женихом, а потом мужем женщины, которую до той поры почитал как вторую мать, Антош с благодарностью воспринял оказанное ею доверие. Он понимал, что старостиха могла бы найти жениха и молодого и пригожего, да к тому же не из собственных батраков. По крайней мере многие так говорили, а громче всех те, кому явно не нравилось, что бывший батрак, сын простой поденщицы, стал вдруг хозяином самого большого в округе крестьянского владения. Но старостиха поверила в него, отметила особой благосклонностью, и это наполняло Антоша гордостью, поднимало в собственных глазах, придавало уверенность в минуты сомнений. Впервые ощутив счастье навсегда обеспеченной свободы, он словно бы заново родился. Только теперь он почувствовал себя человеком.
Старостиха носилась со своим молодым мужем как с писаной торбой, по глазам старалась отгадать его желания. И на все укоры соседей, почему она не взяла в мужья ровню по положению и достатку, гордо отвечала: зато, мол, он ровня ей по духу, а ни о чем другом она не помышляет. Старостихе льстило, что у нее муж, по которому все девки сохли, так и не добившись от него ласкового словечка. Ведь прежде они частенько поверяли ей свои обиды и горести! Пускай теперь морщат носы: дескать, она унизила себя, выйдя за своего работника. Сами небось лопаются от зависти, что у нее такой красавец муж. Тщеславие старостихи было удовлетворено, она упивалась местью, и скорбь, вызванная утратой первого супруга, отступила: рыдающая вдова очень скоро превратилась в улыбчивую, веселую молодуху.
Чтобы угодить Антошу, старостиха хотела взять в дом и его мать. Но Ировцова не соглашалась менять свою горную хижину, где она жила среди облаков и яростных ветров, на удобное жилье, приготовленное для нее богатой невесткой в красивой усадьбе у подножия Ештеда, в тиши, среди фруктовых садов и цветущих лугов. По сравнению с холодными, каменистыми, пронизанными сыростью горами это был сущий рай, однако Ировцова неизменно отвечала: «Я привыкла к горам, среди них я родилась, среди них хочу умереть».
К старостихе она относилась как-то чудно́. Разговаривала лишь о самом необходимом — и ни словом больше. Не принимала от нее никаких подарков и отвергала всякую помощь. Даже головной платок, который в Ештеде обычно дарит свекрови и самая бедная невестка, Ировцова от нее не приняла. И помину не осталось от той горячей признательности, с какой Ировцова раньше при каждой встрече благодарила старостиху за расположение к сыну. Летом она по-прежнему нанималась на полевые работы, зимой пряла шерсть. Все просьбы сына, уговаривавшего ее уступить невестке, не возымели действия.
— Что ты зовешь меня в дом, где и сам чужой? Собственными руками ты этого богатства не заработал, доли своей в хозяйство не внес и наследства не ждешь. Как же можешь приглашать меня? — возражала она Антошу, когда он сетовал на ее неуступчивость.
Антош и не подозревал, как огорчит мать вестью о своей неожиданной и странной помолвке. Думал, что, узнав, от какой опасности он избавился, мать возблагодарит судьбу, надеялся даже обрадовать ее картиной беззаботной, счастливой и покойной старости, но ошибся. Ировцова чуть не рухнула без чувств наземь, когда сын, подробно описав сцену у могилы старосты, сообщил о своем обручении со вдовой. Он видел, что с материнских уст готовы сорваться горькие слова, быть может — тяжкие обвинения или дурные пророчества. Ни тени радости! А ведь, казалось бы, они наконец-то обеспечены и станут богаче всех в деревне. Дрожащим голосом мать произнесла:
— Это верно, я холодела при мысли, что господа из управы сдадут тебя в рекруты, но знай: в десять раз охотнее я видела бы тебя в солдатском мундире, чем под каблуком у гордой богатой женщины. Ты попал в еще худшую кабалу. Что, что ты говоришь? Что отступишься от старостихи, раз я не желаю видеть ее твоей невестой? Такого я, право, от тебя не ждала! Коли обещал принадлежать ей, должен сдержать слово, даже если б наперед знал, что в тот же миг над тобой разверзнутся небеса. Иначе ты мне не сын. Теперь тебе, ежели ты хочешь слыть честным человеком, не остается иного, как терпеть все, что ниспошлет господь, и выдержать…
Читать дальше