Каролина Светлая - Дом «У пяти колокольчиков»

— Вот замечательно, что вы наконец пришли, пан Собеслав! — закричали вокруг; толпа подхватила его и вынесла на улицу. — Нам нужно укрепить Соляной переулок, прежде чем сюда подоспеют войска, а мы не знаем, как это сделать!

Павлик посмотрел на экспедитора, разрешившего вытащить из постоялого двора его Ноев ковчег и другие повозки, уже отслужившие свой век. Экспедитор же в этой дикой суматохе не узнал Павлика, он, как и другие, судил по одежде и был уверен, что перед ним его начальник.

— Не сердитесь, пан Собеслав, — обратился он к Павлику, — я не могу ни остаться с вами, ни дать новые повозки. Мне стало известно, что надо торопиться в Перевозный переулок, где войска могут пройти, как и здесь, если не создать там оборону. В корчме «На Кухинках» вы найдете для баррикады достаточно повозок. О Папоушковой бане не заботьтесь; там строят и защищают баррикаду речники и мельники.

Павлик подал ему знак рукой, чтобы он больше здесь не задерживался, да так красноречиво, будто бог знает с каких пор был облечен властью полководца, опытного и искушенного в ратном деле. Пелена, до сих пор обволакивавшая его ум словно завесой, через которую невозможно было пробиться свободной, свежей мысли, наконец прорвалась и рассеялась. Огромное душевное напряжение и сами обстоятельства вызвали у него одно из тех быстрых, поразительных превращений, которые в старые времена принимали за чудо, а в наш век называют божественным вдохновением. Летописцы рассказывают, что в такие минуты хромые преодолевали свой недуг, а слабовольные становились героями.

Он быстро окинул взглядом имеющееся в наличии оружие и защитников, которыми должен был распоряжаться. Он знал каждого в лицо, но его не узнал никто, и можно было надеяться, что не узнает; всяк с увлечением занимался своим делом, и в этом гаме, клубах пыли, поднятых сдвигаемыми повозками, его принимали за того, за кого он себя выдавал. А у того, кто, быть может, усомнился, что это не Собеслав, просто не было времени об этом раздумывать. Но не только окружающие не узнавали Павлика, он и сам перестал себя узнавать. Если бы кто-то назвал его сейчас по имени, он бы не откликнулся, всецело поглощенный заботами, неожиданно свалившимися на его плечи. Он в самом деле чувствовал себя Собеславом и, воодушевленный этим, действовал так, как будто всегда был им, не вдаваясь в размышления, что за чудо с ним совершилось.

Попавшие под его начало защитники были в основном подмастерья и ученики разных фабрик, расположенных поблизости, почти ежедневно слушавшие беседы экспедитора. Они разделились на две группы, одна из которых ушла вместе с экспедитором, а другая сплотилась вокруг мнимого Собеслава.

У постоялого двора «На Кухинках» толпился деревенский люд, пришедший полюбоваться на Прагу в праздничном убранстве, помолодевшую от обретенной свободы и заманчивых надежд; все хотели знать, что нового их ожидает в будущем, правда ли, что теперь они будут заседать в сейме, а прекрасная Чехия сбросит оковы средневекового рабства и простые люди будут избавлены от каторжного труда?

И сейчас, слушая разговоры испуганной толпы о том, что враги чешского народа решились на борьбу и хотят лишить их святого человеческого права, они не только не воспротивились указаниям Павлика, распорядившегося вытащить из сарая и присоединить их телеги к остальным, чтобы соорудить баррикаду еще выше, но и сами приняли участие в этом деле. Не прошло и четверти часа, как Соляной переулок был перекрыт такой преградой, что, как говорили строившие ее, им мог бы позавидовать сам Жижка {64} 64 …им мог бы позавидовать сам Жижка… — См. примеч. к с 64. .

— Если заметите между повозками щели, закройте их досками и укрепите булыжниками! — приказывал Павлик так, словно всю жизнь только и делал, что возводил баррикады.

В соседнем доме жил столяр; он крикнул своим подмастерьям, и со двора мигом был вынесен весь запас досок.

Между тем женщины по призыву Павлика принялись усердно разбирать мостовую, таскать в передниках камни на баррикаду и заделывать ими щели. Некоторые разносили камни в близлежащие дома, чтобы иметь их под рукой и защищаться ими на случай, если войскам удалось бы проникнуть в переулок или стало бы известно, что на взятых ими улицах началось мародерство. Окна были везде открыты, и на подоконниках грозно возвышались груды камней.

В голове Павлика все более отчетливо оживали рассказы экспедитора об уличных боях в Париже, Берлине, Вене и других городах. Он вспоминал при этом мельчайшие подробности и отдавал теперь свои распоряжения не иначе как тщательно их обдумав, заранее стараясь все предусмотреть. Он так ясно представлял все это, будто сам был участником тех боев и теперь только повторял уже давно ему известное.