Джек Лондон - Хват Беллью. Хват и Малыш

Кончилось тем, что О’Хара мимоходом посочувствовал больному и тотчас же восторженно заговорил о прекрасном будущем, когда «Волна» встанет на ноги.

К счастью, у Кита Беллью были средства. Сравнительно скромные, они все-таки давали ему возможность быть членом нескольких клубов и снимать собственную студию в Латинском квартале. В сущности, с тех пор как он сделался помощником редактора, его расходы значительно сократились. У него не было времени тратить деньги. Студию он забросил и больше не угощал местную богему своими знаменитыми ужинами, разогретыми на жаровне. И все-таки, у него вечно не было денег. Незадачливая «Волна» опустошала не только его мозг, но и карманы. Время от времени иллюстраторы отказывались иллюстрировать, наборщики отказывались набирать, и даже мальчишка-рассыльный иногда отказывался исполнять свои обязанности. В такие минуты О’Хара только взглядывал на Кита — а Кит делал все остальное.

Когда пароход «Эксцельсиор», прибывший из Аляски, взбаламутил страну известием о клондайкской золотой горячке, — Кит сделал О’Хара следующее легкомысленное предложение:

— Послушайте, О’Хара, — сказал он, — опять начинается золотая горячка. Повторяются дни «сорок девятого года». Что, если я поеду корреспондентом от «Волны»? Я съезжу на свой счет.

О’Хара покачал головой.

— Мне без вас не обойтись в редакции, Кит. Да и последняя авантюрная повесть еще не закончена. А кроме того, я только что беседовал с Джексоном. Он завтра уезжает в Клондайк и согласился еженедельно присылать нам письма и снимки. Без этого обещания я не отпустил бы его. А всего милей, что корреспонденции из Клондайка не будут нам стоить ни гроша.

Вечером Кит опять услыхал о Клондайке: он зашел на минуту в клуб и встретил в клубной читальне своего дядюшку.

— Здорово, дядюшка! — воскликнул Кит, погружаясь в кожаное кресло и вытягивая ноги. — Присаживайтесь!

Кит заказал коктейль, а дядюшка удовольствовался жидким красным вином местного производства, которое пил неизменно. Он неодобрительно взглянул на коктейль, потом перевел взгляд на лицо племянника. Кит почуял, что ему не миновать нотации.

— Я сюда на минутку, — тороплива сказал он. — Мне надо еще успеть в галлерею Эллери, на выставку Кейта, и накатать о ней, по крайней мере, полстолбца.

— Что с тобой такое? — спросил дядя. — Ты бледен. На тебе лица нет.

Из груди Кита вырвался горький вздох.

— Кажется, мне предстоит удовольствие хоронить тебя, — продолжал дядя.

Кит уныло покачал головой.

— Только не червям на съедение, слуга покорный! Уж лучше крематорий.

Джон Беллью происходил из старого, сурового и закаленного рода, который в пятидесятых годах переправился через прерию в повозках, запряженных волами. К суровому закалу, унаследованному Джоном Беллью от предков, присоединился закал тяжелого детства, проведенного в завоевании новой земли.

— Ты живешь не так, как надо, Христофор. Мне стыдно за тебя.

— Кутежи, не так ли? — рассмеялся Кит.

Дядя пожал плечами.

— Не глядите на меня таким убийственным взглядом, дядюшка, — сказал Кит. — Я был бы непрочь покутить! Но с этим покончено. У меня нет времени.

— Так какого же чорта?

— Работа замучила.

Джон Беллью недоверчиво расхохотался.

— Право?

— Человек — произведение окружающей среды, — изрек Кит, указывая на дядюшкин стакан. — Смех ваш горек и жидок, как вино в вашем стакане.

— Работа замучила! — язвительно повторил дядюшка. — Да ты не заработал ни одного цента во всю твою жизнь.

— Нет, заработал, но мне не платили. А теперь я зарабатываю пятьсот долларов в неделю и работаю за четверых.

— Картины, которых никто не купит? Какие-нибудь модные пустячки? А плавать ты умеешь?

— Когда-то умел.

— А ездить верхом?

— Пробовал и это.

Джон Беллью негодующе фыркнул.

— Я рад, что твой отец в могиле и не видит тебя во всем твоем бесстыдстве. Твой отец был мужчина, с ног до головы, понимаешь? Мужчина! Он выбил бы из тебя охоту к музыке и рисованию и прочее шутовство!

— Что делать! Таков наш упадочный век! — вздохнул Кит.

— Если б от этого был какой-нибудь толк, — сердито продолжал дядя, — ну, это я еще понимаю, это я еще мог бы стерпеть. Но ты за всю свою жизнь не заработал ни цента и даже не начинал работать, как подобает мужчине!

— Гравюры, картины, веера… — безжалостно добавил Кит.

— Ты пачкун и неудачник, да, да! Что за картины ты написал? Какие-то мутные акварели и кошмарные плакаты. И ни одной картины ни разу не выставил, даже здесь, в Сан-Франциско.