Даниил Мордовцев - Замурованная царица. Иосиф в стране фараона (сборник)

– Так и у вас голод?

– Голод, господин: и жена и дети мои давно не ели ничего.

– А деньги есть, на что купить хлеба?

– Есть, господин: вот деньги. – И шалун положил на ладонь Ефраима глиняный черепок.

– Вот пшеница, бери в свою суму, – сказал последний, указывая на кучу песку, что была приготовлена для посыпки дорожек в саду.

Мальчик насыпал в сумочку песку, перекинул сумочку на спину и, делая вид, что гнется под тяжестью мешка, удалился за колонну.

– Подходи следующий! – командовал Ефраим.

Тогда приблизился другой мальчик. Смуглые щечки его так и надувались от смеха, но он сдерживался.

– Ты из какой области? – спросил его Ефраим.

– Из… из… из… Ану – Гелиополиса… – И плутишка, зажимая руками нос, не удержался и фыркнул.

– А! – грозно проговорил Манассия. – Я, Озимандий, царь царей, повелеваю этого негодного раба взять в темницу! Заковать его в железо!

Ефраим схватил было провинившегося шалуна, но тот не давался; в борьбе оба мальчика разгорячились и заметно сердились, стараясь одолеть один другого.

– Ничтожный раб, повинуйся! – вскричал Манассия, вскакивая со своего трона. – Я повелеваю!

– Да он щиплется, – защищался виновный.

– Молчать, раб! – прикрикнул на него Манассия. – Вот я тебя!

– Я не раб! – в свою очередь вспылил мальчик. – Я сын благородного Путифара, архимагира фараонова! Ты сам раб! Твой отец Иосиф раб! Его мой отец купил на рынке как барана, а потом за воровство посадил в темницу.

Глаза Манассии сверкнули гневом. С поднятыми кулаками, забыв свой сан, сан «фараона», он бросился на обидчика; но тот, отчаянным усилием повалив на землю Ефраима, бросился бежать со двора. Манассия за ним.

– Жид!.. Жид!.. Жиденок! – кричал убегавший сын Путифара и Снат-Гатор, которая когда-то хотела обольстить Иосифа. – Жид!.. Жиденок!.. Презренный ханаанеянин!

Манассия и Ефраим погнались за ним; но напрасно: обидчик успел выбежать за пилоны дворца. Весь красный от обиды и гнева, Манассия выскочил тоже за пилоны и остановился: обидчик юркнул в толпу, скучившуюся у ворот двора Иосифова.

Это была странная толпа, состоявшая человек из десяти. Около каждого был осел, навьюченный мешками, по-видимому, до половины или совсем пустыми. Таких людей ни Манассия, ни Ефраим никогда не видали. Это не были египтяне: и одеяние их, и наружность, и незнакомая речь, которою они робко перекидывались между собою, все изобличало в них иноземцев, и, вероятно, пришедших издалека, так запылены были их лица и одежды. У каждого из них было по длинному посоху с какими-то крючками наверху.

Манассия и Ефраим, забыв о своем обидчике, с любопытством смотрели на незнакомцев. Они, по-видимому, о чем-то просили привратника дома Иосифова.

– Что это за люди? – тихонько спросил Манассия у привратника.

– За хлебом пришли издалека, господин, – отвечал последний.

– Откуда? Из какой земли? – спросил Ефраим.

– Из Ханаана, господин, – отвечал привратник, – ханаанеяне.

Манассия вспомнил, что Усурта, маленький сын Путифара, дерзко обозвал его тоже «ханаанеянином». Что же это такое Ханаан, ханаанеяне – эти слова он иногда слышал от отца. Зачем же его Усурта назвал ханаанеянином? Разве он такой же запыленный и загорелый, как эти пришельцы? Кто же они?

За разъяснением своих недоумений мальчик побежал к матери. Асенефа находилась в это время в небольшом саду, примыкавшем к половине дворца, выходившей к Нилу. Она в сопровождении двух рабынь возвращалась с купанья, устроенного в небольшом, обтянутом белой тканью бассейне. Это была уже не четырнадцатилетняя девочка, какою ее в первый раз увидел Иосиф двенадцать лет назад, а красавица египтянка в полном расцвете своем с томными, продолговатыми глазами сфинкса, с грациозными движениями тигренка.

Увидев своих мальчиков, она улыбнулась, замечая, что Ефраим все больше и больше становится похожим на отца своим кротким личиком и мягкостью взора, тогда как во взоре Манассии подчас сверкали молнии.

– Мама! Что такое значит ханаанеянин? – спросил последний с особенным блеском в глазах.

– Ханаанеянин, мой мальчик? – улыбнулась Асенефа. – Это житель Ханаана.

– А ханаанеяне хорошие? – продолжался допрос.

– Твой отец ханаанеянин, – отвечала Асенефа. – А почему ты это спросил?

– Там у ворот ханаанеяне, – сказал Ефраим. – Только они не похожи на отца.

– Какие ханаанеяне, дети? Где вы их видели?

Это спрашивал сам Иосиф, показавшийся наверху бокового пилона, с которого открывался вид на весь Мемфис и на пирамиды.