– Ты знаешь, милое дитя, чье это изображение? – спросил Монтуемтауи, показывая на статую Озириса.
– Знаю, это бог Озирис, – бойко отвечала Хену, – его дедушка делал из воска.
Судьи переглянулись.
– Так он и воскового Озириса делал? – поторопился спросить Монтуемтауи, многозначительно взглянув на товарищей судей.
– Да, и его сделал – очень похоже.
– А для чего, милая?
– Для великого и святого дела.
– Для какого же именно?
– Не знаю – для великого и святого.
Судьи снова переглянулись. Они поняли, что девочка едва ли знала что-либо о сути и цели заговора.
Монтуемтауи сел на председательское место и начал формальный допрос.
– Ты умная и хорошая девочка, Хену, – сказал он с прежней ласковостью. – Пред лицом великого Озириса ты должна говорить только правду, о чем бы тебя ни спросили. Будешь говорить правду?
– Буду, – отвечала маленькая подсудимая, – дедушка не велел мне никогда говорить неправду. Он всегда говорил: никогда не лги – всегда говори правду; если же почему-либо не можешь сказать правду – смолчи, но никогда не лги.
Судей невольно подкупала эта наивная, бойкая речь прелестной девочки, которая всех очаровала.
– Твой дедушка хороший человек, что так учил тебя, – сказал Монтуемтауи, – оттого и ты вышла такая хорошая девочка.
Хену была польщена в своем детском тщеславии и теперь готова была болтать без конца.
– Я «священная девочка», – сказала она со скромностью, за которой звучала плохо скрытая гордость.
– Да? Священная? – выразил на своем лице притворное удивление председатель суда.
– Да… Мне бог Апис глядел в глаза во время процессии.
– Правда, это тогда, когда он отдавал тебя в жертву Нилу? – спросил Монтуемтауи.
– Да – и тогда, и еще раньше, когда фараон венчался на царство: я упала пред ним на колени, а он глянул мне в глаза… Я не испугалась… И тогда мне сказали, что я «священная девочка».
– Так-так, – подуськивал Монтуемтауи. – Скажи же теперь, «священная девочка», как и для чего твой дедушка делал богов из воска?
– Он и фараона сделал, – поправила Хену.
– И фараона?
– Да… Мы раз вечером пришли с дедушкой в храм богини Сохет… У нее огненные глаза… А верховный жрец повел нас к себе…
– Жрец Ири?
– Да, он такой добрый.
– Ну? Потом?
– Потом он облачился, взял в руку систр и повел нас в храм… Там змея съела птичку. Я эту птичку сама ей отдала – жрец велел… А мне ее так было жаль… А змея такая страшная.
Хену даже вздрогнула.
– А дальше что было? – допрашивал Монтуемтауи.
– Дальше жрец отрезал священным ножом огромный кусок воска от свечи богини и велел дедушке сделать из этого воска богов.
– А фараона?
– Фараона он велел сделать из простого воска.
Судьи опять молча переглянулись.
– Я и свечу богини задула. Жрец велел, – продолжала Хену, – а потом жрец дал мне цветок лотоса.
– И дедушка сделал из воска богов и фараона?
– Сделал – очень хорошо.
– А потом?
– Потом ночью отнес их в храм богини Сохет.
– Зачем?
– Для великого и святого дела.
Больше от нее ничего нельзя было добиться. Она знала только внешнюю сторону дела; но и то, что она открыла, было очень важно для суда. Судьи теперь знали, что заговором руководил верховный жрец богини Сохет, лукавый Ири, а что изготовление волшебных фигур из воска принял на себя старый Пенхи; царица Тиа и царевич Пентаур были те лица, в пользу которых совершался преступный заговор.
– А отец твой делал богов? – спросил далее Монтуемтауи после непродолжительного раздумья.
– Нет, он не делал… Он недавно воротился из Трои, где был в плену… Он там на руках носил Лаодику, когда она была маленькая.
Потом, как бы желая похвастаться, Хену сказала:
– И я делала богов из воска.
– Ты, дитя?
– Да, вместе с дедушкой… Я разминала воск в руках – так велел верховный жрец.
– А кто бывал у дедушки, когда он делал богов? – снова спросил Монтуемтауи.
– Приходил Бокакамон из женского дома, жрец Имери, советники Пилока и Инини… Многие приходили.
– Кто ж еще?
– Не помню… забыла.
– А о чем они говорили с дедушкой?
– О великом крокодиле Египта: они говорили, что его надо прежде ослепить, а потом убить.
– Какой же это великий крокодил Египта?
– Не знаю… Должно быть, тот, что плачет по ночам… он еще съел мою знакомую девочку – она играла на берегу Нила, у самой воды.
– А о фараоне говорили?
– И о фараоне говорили.
– Что же именно, припомни, девочка хорошая: ведь тебя зовут Хену?
Читать дальше