– Да, Хену.
– Припомни же, милая Хену, что они говорили о фараоне?
– Они говорили, что его наказал Амон-Ра, что Амон-Ра сердит на фараона – отнял у него любимую дочь, Нофруру, – что Нил не принял его жертвы.
– А говорили, за что на него сердит Амон-Ра?
– За то, что он молится чужому богу – еврейскому и хочет еврейку Изиду сделать царицей.
Показания Хену принимали более определенный характер; ясно было, что предметом заговора был сам фараон Рамзес, что его подозревают в измене богам Египта; а это подозрение могло исходить, конечно, от жрецов; они же и руководили заговором. А Бокакамон? Он доверенное лицо царицы: Тиа явно ревнует фараона к Изиде, к красавице хеттеянке… И здесь женская ревность. Теперь понятными становились смутные показания Аталы, тоже из ревности зарезавшей Лаодику: она прямо называла и Тиа, и Пентаура… Несомненно, Пентаура прочили вместо отца на престол фараонов.
В воображении Монтуемтауи да и всех остальных судей рисовалась теперь картина обширного государственного заговора. Допросы и показания Пенхи, Адиромы, Бокакамона, жрецов Ири и Имери, советников Пилоки и Инини должны, конечно, указать на массу других лиц, участвующих в заговоре. Но как привлечь к допросу царицу? Ее должен допросить сам фараон.
Последствия подтвердили верность предположений Монтуемтауи и его товарищей по суду.
Заговор принимал угрожающие размеры, и если бы роковая смерть Лаодики не обнаружила самого мельчайшего зерна в этом деле – участия в заговоре Аталы, то в Египте совершился бы кровавый переворот.
Следствием было раскрыто, что сторону царицы Тиа и старшего царевича Пентаура приняли высшие сановники земли фараонов и многие из военачальников. Решено было или убить Рамзеса, или извести его с помощью колдовства, посредством восковых изображений, которые изготовил Пенхи из воска священной свечи богини Сохет по благословению ее верховного жреца Ири.
Заговором руководил Бокакамон с двумя помощниками по управлению женским домом фараона. В число заговорщиков вступили семь ближайших советников Рамзеса, семь писцов, семь землемеров женского дома, четыре военачальника, из них один вождь гарнизона столицы фараонов, вождь иноземного легиона Куши, Банемус, сестра которого была наперсницею Тиа, один государственный казнохранитель, два верховных жреца, знаменоносец гарнизона Фив и смотритель стад фараона. Все это были самые влиятельные лица в государстве. Надо заметить, что советники, абенпирао, стояли у самого кормила правления; они были ближе к фараону, чем «великие князья», или наместники царя в областях; таким абенпирао был когда-то еврей Иосиф, сын Иакова. Писцы также играли важную роль в управлении Египтом: это были ученые законники, имевшие огромное влияние на народ.
Таким образом, все, казалось, готово было обрушиться на Рамзеса, и только смерть прелестной дочери Приама открыла глаза фараону.
Главных заговорщиков постигла страшная казнь. Сохранился папирус, находящийся ныне в Турине и прочитанный французским ученым, Tli. Deveria – «Le papyrus judisiaire de Turin», на котором записан был судебный приговор по делу наших героев – царицы Тиа, царевича Пентаура, Бокакамона и их соумышленников.
Приговор гласит следующее:
«Сии суть люди (это заговорщики), которые приведены были за великое свое преступление пред седалище правосудия, чтобы быть судимыми казнохранителем Монтуемтауи, казнохранителем Панфроуи, носителем опахала Каро, советником Пибесат, писцом канцелярии Май и другими, и которые были судимы и найдены виновными, и к которым применили наказание, дабы искуплено было их преступление.
Главный виновник Бокакамон. Он был управляющим домом. Он был приведен за фактическое соучастие в деяниях госпожи Тиа и женщин гаремного дома. Он с ними заключил клятвенный союз и переносил их словесные поручения из дома к их матерям и сестрам с целью уговаривать людей и собирать противников, чтобы совершить злодеяние против их господина (Рамзеса). Поставили его перед старейшинами судилища, и они нашли его виновным в том, что он таковое делал, и он был совершенно уличен в своем преступлении. Судьи применили к нему наказание. Они положили его на месте, где он стоял, перед судилищем. Он умер сам».
Какой это род казни, Деверия не объясняет; равно не объясняет его и Бругш-бей. Он по-немецки переводит текст папируса так: «Sie legten ihn nieder, wo er stand. Er starb fon selber». Совершенно непонятно! Неужели должен был сам себя убить обвиненный? Но как? Чем?
Читать дальше