– Из какого деревянного коня? – спросили и жрец и Инини.
– Да, вы же ничего не знаете, – спохватился Адирома, – десять лет данаи напрасно осаждали Трою; много храбрых мужей пало с той и с другой стороны – Патрокл, Гектор, Ахилл; напоследок коварные данаи по совету хитроумного Одиссея, царя Итаки, соорудили огромного деревянного коня и в утробу его пустую, с потайной дверью, посадили несколько сот своих храбрейших витязей и, показывая вид, что совсем снимают осаду, отплыли от Трои, чтобы поблизости укрыться со своими кораблями. Тогда троянцы, видя деревянного коня, оставленного врагами, и думая, что это – жертва богам, имели неосторожность ввести это чудовище в стены города…
– Боги их ослепили, – заметил жрец, – боги их безумны, как и они сами.
– Что же было дальше? – спросил ливиец Инини.
– Так когда ввели в город этого деревянного коня, – продолжал Адирома, – то, едва настала ночь, спрятанные в утробе коня данаи тотчас вышли из своей засады, и тогда началось ужаснейшее дело: Троя запылала со всех концов; данаи нападали на обезумевших от неожиданности и страха троянцев, беспощадно убивали их, а сокровища их и женщин выносили за город, куда уже подоспели с кораблями и другие скрывавшиеся поблизости, их союзники. Это была страшная ночь! Пламя пожара освещало соседние горы и море; кровь в городе лилась потоками; стоны и вопли доходили до самого неба… Кто мог спастись – убегали в другие ворота, обращенные к горам… Я видел, как на моих глазах один за другим падали доблестные защитники Трои. Везде при зареве пожара сверкали медные шлемы, копья и щиты сражавшихся. Я видел, как погибли все шестьдесят сынов Приама и все мужья его дочерей-царевен.
Корабль между тем отчалил от берега. Северный ветерок надувал парус, и «Восход в Мемфисе» тихо шел вверх, словно гигантская птица, рассекая грудью мутные воды Нила. Высившиеся вправо на горизонте пирамиды, казалось, медленно двигались на север.
– А это его же дочь? – спросил Пилока, указывая на Лаодику. – Царевна?
Лаодика сидела на палубном возвышении у ног молодого египтянина с золотой цепью на шее. Над ними рабы держали опахала в виде зонтиков, для защиты от солнца. Негритянка Херсе заботливо навевала прохладу своим опахалом на юную царевну.
– Царевна эта – младшая дочь Приама и Гекубы, – отвечал Адирома.
– А что сталось со стариком Приамом? – спросил жрец.
– Не ведаю, святой отец, – отвечал Адирома, – я видел только, как увлекали в плен двух его дочерей, Кассандру-прорицательницу…
– Прорицательницу? – перебил его Имери.
– Да, святой отец: она имела дар пифии – она предрекала гибель Трои из-за Елены.
– А кто была эта Елена? – спросили Пилока и Инини.
– Елена была женой могущественного царя Менелая, красавицей; но ее пленил один из сыновей Приама – Парис, и она убежала с ним от мужа в Трою. Так вот из-за нее-то и возгорелась война между данаями и троянцами.
– О, красота женская! – вздохнул старый жрец. – Сколько в ней есть пагубного!
– Что ж, отец святой, – возразил Пилока, – красота – создание богов; вечные боги знали, для чего сотворили красоту: без красоты род человеческий бы прекратился, и некому было бы молиться и приносить жертвы богам… Красота – великий дар земли бога Амона-Ра и богини Сохет.
Жрец грустно покачал головой: он вспомнил, что и в его жизни красота женщины играла роковую роль…
– Так Елену отняли у троянцев? – спросил Инини.
– Отняли; я видел, как ее уносили из пылавшей Трои вместе с царевной Лаодикой.
– Вот этой самой?
– Да.
– Боги! Как она прекрасна! – тихо проговорил Пилока. – Но как она попала сюда и кто этот молодой богатый египтянин? Вероятно, он купил ее где-нибудь.
– Не знаю, – отвечал Адирома.
– А кто эта старая негритянка, с которой ты говорил и которая, по-видимому, знает тебя? – спросил снова Пилока. – Она назвала тебя по имени.
– Это рабыня царя Приама и воспитательница Лаодики: она ходила за маленькой царевной с колыбели. Херсе – так зовут негритянку – наша, египтянка, из племени Куш, и была взята в плен финикийцами лет тридцать тому назад и продана в Трою. Там она взята была ко двору царя Приама, где и я с нею познакомился, будучи рабом в этом же царском доме. Херсе научила говорить по-египетски и свою питомицу-царевну, а теперь это очень пригодится царевне, раз она попала в Египет, – сказал Адирома.
Молодой богатый египтянин, со своей стороны, по-видимому, расспрашивал черную рабыню, кто этот Адирома, который заговорил с нею, потому что и египтянин и Херсе часто поглядывали на него и на его собеседников.
Читать дальше