Клод-Проспер де Кребийон-сын - Заблуждения сердца и ума

— Вы, наверно, единственный человек, которого это останавливает, — возразила она. — К тому же вы рассуждаете неверно: гораздо разумнее и даже выгоднее объясниться, чем упорно молчать. Из-за этого упрямого молчания вы можете упустить радость узнать, что вы любимы; а если на ваши чувства и не ответят взаимностью, вы вскоре излечитесь от бесполезной страсти, не сулящей вам ничего, кроме страданий. Но, — прервала она себя, — мы уже долго говорим на эту тему. Если признание в любви кажется вам столь затруднительным делом, — значит, есть женщина, которой вы хотели бы объясниться в любви?

Высказывая это тонкое предположение, госпожа де Люрсе устремила на меня такой пристальный и блистающий взор, что я окончательно потерялся.

— Вы молчите; вы смущены, — продолжала она. — Я вижу, что угадала, но, раскрыв вашу тайну, я не хочу ничего иного, как только вывести вас из заблуждения и быть по возможности полезной. Прежде всего я должна знать, на кого пал ваш выбор; вы молоды, неопытны, вы можете ошибиться. Если она недостойна вашей любви, мне вас жаль; более того: мои увещания помогут вам вырвать из сердца любовь или, вернее, каприз, который еще не пустил в нем корней, питаемых надеждой; тем легче мне будет показать всю его неосновательность. Если же предмет ваш таков, что ни разуму, ни чести нечего возразить, я не только не стану изгонять любовь из вашего сердца, но, напротив, научу вас, как понравиться вашей избраннице, и сама буду следить за вашими успехами.

Такое предложение со стороны госпожи де Люрсе удивило меня; хотя в тоне ее голоса вовсе не было строгости, а глаза говорили о чувствах самых нежных, я не нашел в себе сил ответить. Взор мой скользил по ее лицу, не смея на нем остановиться; я боялся, что она заметит мое смятение, и ответил лишь вздохом, который напрасно старался от нее скрыть.

— Ах, как же вы молоды! — заметила она ласково. — Теперь я не сомневаюсь, что вы влюблены; но молчание лишь усиливает ваши муки. Как знать? Возможно, вы любимы гораздо сильнее, чем любите; неужели вас ничуть не пленяет мысль услышать ответное признание? Короче говоря, Мелькур, я жду; дружеское расположение к вам вынуждает меня говорить в таком тоне; признайтесь, кого вы любите.

— Ах, сударыня, — ответил я, весь дрожа, — я буду наказан, если решусь на это.

При создавшихся обстоятельствах я не мог бы выразиться яснее; госпожа де Люрсе не могла превратно истолковать мои слова, но этого ей было мало, и она притворилась, будто не понимает.

— Что вы хотите сказать? — спросила она, смягчив свой тон, — вы будете наказаны, если решитесь? Неужели вы думаете, что я открою вашу тайну посторонним?

— Нет, — отвечал я, — я не этого боюсь; но, сударыня, если бы я любил даму, подобную вам, к чему привело бы меня признание?

— Вероятно, ни к чему, — ответила она, краснея.

— Значит, я прав, что храню молчание.

— Но не менее вероятно, что вы добились бы успеха: женщина, подобная мне, может оказаться не бесчувственной, и даже в большей мере, чем всякая иная.

— Нет, вы не могли бы полюбить меня! — вскричал я.

— Мы отклонились от темы, — сказала она, — и не совсем понятно, при чем тут я. Вы ускользаете от ответа искусней, чем можно было бы от вас ожидать. Но допустим на минуту, что речь обо мне: какая вам беда, если я вас и не люблю? Мы стремимся внушить любовь лишь тем, кого сами любим. А я никак не могу заподозрить вас в подобных чувствах ко мне; во всяком случае я бы этого не хотела.

— Я бы тоже хотел, сударыня, чтобы этого не было; я вижу по вашему испугу, что был бы очень несчастлив из-за вас.

— Нет, — быстро сказала она, — дело вовсе не в том, что я боюсь вашей любви: ведь это означало бы, что вы уже на полпути к успеху. Нам страшен лишь тот вздыхатель, которого мы сами готовы полюбить. Мне не хотелось бы дать вам повод думать, что я уж так вас боюсь.

— Я ни на что подобное и не надеюсь, — ответил я. — Но все же ответьте: если бы я был влюблен в вас, как бы вы поступили?

— Неужели вы рассчитываете получить утвердительный ответ на одно лишь ваше предположение?

— Решусь ли признаться, сударыня, что это отнюдь не предположение?

В ответ на столь недвусмысленное признание госпожа де Люрсе вздохнула, покраснела, устремила на меня томный взгляд, потом опустила глаза и, глядя на свой веер, умолкла.

Пока длилось молчание, сердце мое осаждали самые противоречивые чувства. Сделанное над собой усилие совсем опустошило меня; я боялся получить отказ и почти желал, чтобы она подольше не отвечала. Тем не менее я объяснился в любви и не хотел, чтобы мои усилия пропали даром.