Клод-Проспер де Кребийон-сын - Заблуждения сердца и ума

Что касается меня, то, хорошенько разглядев госпожу де Сенанж, я был весьма далек от мысли, что именно она будет меня формировать. Несмотря на ее умильные взгляды, она мне казалась не чем иным, как престарелой кокеткой; я даже испытывал неловкость от ее развязных приемов. Я еще не утерял нравственной чистоты, любил скромность, которую в светском кругу именуют глупостью и ложным стыдом, — все оттого, что если бы эти качества считались украшением души и ценились бы в обществе, слишком многим пришлось бы краснеть за их отсутствие.

Не знаю, заметила ли госпожа де Сенанж, что ее плотоядные взгляды смущают меня, но поведения своего она не изменила. Чтобы я мог должным образом оценить честь этой победы, она показала мне во всей красе свою развязность и другие прекрасные качества и прелести и прибавила к ним, чтобы окончательно меня сразить, беззастенчивые речи. Я заметил, наконец, что уделяю слишком много внимания особе, которую нетрудно определить с первого взгляда, и, как ни огорчало меня равнодушие мадемуазель де Тевиль, старался почаще взглядывать на нее, как бы ища в ее облике противоядия от отравы, источаемой госпожой де Сенанж. Мадемуазель де Тевиль прислушивалась к ее речам, и по краске, заливавшей ее щеки, по ее презрительному взгляду я заключил, что мы с ней судим одинаково. Это меня не удивляло. Я невольно задумался о том, какая пропасть разделяет этих двух женщин; я любовался трогательным изяществом молодой девушки, ее благородными манерами, сдержанными без стесненности, которые сами но себе внушали уважение, ее умом, прямым и ясным, здравым в шутливую минуту, свободным в серьезном разговоре и всегда тактичным. На примере госпожи де Сенанж я видел, до какой распущенности и бесстыдства может дойти существо, дурное от природы и обученное вдобавок скверно понятой науке жить в высшем обществе.

Госпожа де Сенанж, считавшая, что число поклонников приносит женщине больше чести, чем их верность, не сомневалась, что ее чары произведут на меня нужное действие и что с моей стороны не заставит себя ждать любовное объяснение по всей форме.

Эта мысль преисполняла ее весьма противной веселости; но вот в гостиную, как всегда шумно, вошел Версак в сопровождении другого баловня моды, маркиза де Пранзи, его верного ученика и подражателя. Госпожа де Люрсе при виде последнего покраснела и явно смутилась. Версак, предвидевший подобный эффект, сделал вид, что не замечает странного действия, произведенного на маркизу появлением Пранзи. Он прежде всего занялся госпожой де Сенанж, обратившись к ней с видом крайнего удивления.

— Она здесь! —воскликнул он, адресуясь к госпоже де Люрсе, — здесь, в вашем доме? Должен ли я верить своим глазам?

— Что вы хотите сказать? — спросила маркиза.

— О, ничего, — ответил Версак, немного понизив голос, — просто я подумал, что если женщина питает интерес к тому или иному юноше, то она не должна показывать его госпоже де Сенанж.

— Мне кажется, моя гостья не представляет угрозы ни для кого из присутствующих, — ответила госпожа де Люрсе.

— Ах, так! —ответил он. — Ну что же, значит я ошибся.

Он, вероятно, еще долго терзал бы госпожу де Люрсе, к которой преисполнился жестокой вражды, если бы не обратил своего взора на мадемуазель де Тевиль, созерцание которой навело его на новую мысль. На мгновение при виде ее он как-то замер. Ему трудно было понять, как столь редкая красота могла до сих пор скрываться от его взоров. Он глядел на нее с удивлением и восторгом, затем поклонился госпоже де Тевиль и ее дочери с не свойственным ему почтением и, сказав несколько любезных слов, тихо спросил у госпожи де Люрсе:

— Откуда сошел к вам этот ангел, это божество? Какие глаза! Какая осанка, что за прелесть! И как случилось, что в Париже скрывается такое чудо красоты, а мы об этом ничего не знаем?

Госпожа де Люрсе так же тихо объяснила ему, кто эти дамы.

— Любуйтесь ею, если хотите, — добавила она, — но не советую вам влюбляться.

— Это почему же? — спросил он.

— А потому, что вы ничего не добьетесь, — ответила она.

— Ну, — заметил он, — это мы еще посмотрим.

Затем он продолжал, уже в полный голос:

— Сударыня, надеюсь, вы не в претензии за то, что я привел к вам господина де Пранзи: ведь он ваш старый друг, вы не первый день его знаете. Таких знакомых приятно видеть, не правда ли? Когда мы помним человека чуть ли не с рожденья, когда сами ввели его в свет, то, даже вовсе потеряв его из виду, продолжаем интересоваться его судьбой и рады новой встрече.