Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

вымолвить ни слова. Перед уходом отец поцеловал Аделаиду и поклонился Софи. Я же поклонился сестре и чуть не поцеловал ее подругу. Старая гувернантка девушки, сохранившая присутствие духа, остановила меня, а барон наградил удивленным взглядом. Лицо Софи покрылось очаровательным румянцем, и легкая улыбка тронула ее розовые губы.

Мы вернулись к дю Портаю и сели за стол. Я ел как пятнадцатилетний влюбленный, то есть быстро и много, а после обеда, под предлогом легкого недомогания, ушел к себе. Там я мог свободно думать о Софи.

«Как она прелестна! Как хороша! — повторял я про себя. — У нее чудное лицо, оно светится умом, а ее ум, я уверен, равен ее красоте. Эти большие черные глаза внушили мне что-то неведомое... Конечно, это любовь! Ах, Софи, это любовь, любовь на всю жизнь!»

Когда во мне улегся первый жар, я вспомнил, что во многих романах читал о чудесных последствиях неожиданных встреч: первый взгляд красавицы очаровывает нежного влюбленного, и она сама, внезапно пораженная до глубины души, испытывает к нему непреодолимое влечение. Однако я читал также длинные трактаты, в которых глубокомысленные философы отрицали власть симпатии, называя ее химерой 10.

— Софи, я чувствую, что люблю вас! — восклицал я. — Но разделяете ли вы мое смятение и нежные чувства?

Я предстал перед нею в таком виде, что не мог рассчитывать на успех. Однако ее прелестный голос дрожал от неуверенности только поначалу, постепенно он окреп, а нежная улыбка как будто прощала мою неловкость и подбадривала меня. Надежда закралась мне в душу, мне стало казаться, что перед лицом нежной страсти философия утрачивает свою мудрость, и ей остается место лишь в романах.

Я случайно подошел к окну и увидел, как барон и господин дю Портай оживленно беседуют, гуляя по саду. Отец говорил с жаром, его друг время от времени улыбался; оба иногда посматривали на мои окна. Я решил, что они говорят обо мне и что отец уже заподозрил зародившуюся во мне страсть. Однако это беспокоило меня меньше, чем мысль о нашем отъезде из столицы. Как, покинуть мою Софи, не зная, когда мне удастся снова насладиться свиданием с ней! Удалиться от нее на сто с лишним льё! Я не мог без содрогания думать об этом. Тысячи горестных мыслей весь вечер теснились в моей голове. Даже ужин не порадовал меня. Я еще не знал наслаждений любви, а уже испытывал ее мучительное смятение.

Часть ночи прошла в тревоге и беспокойстве. Наконец я заснул с надеждой увидеть назавтра Софи, и ее образ услаждал мои сновидения. Любовь, сообщница моих желаний, соблаговолила послать мне долгий сон. Я проснулся поздно и весьма огорчился, узнав, что меня не будили, потому что отец с утра ушел из дому и обещал вернуться только вечером. Я предавался отчаянию, думая, что мне не суждено сегодня навестить сестру, когда в комнату вошел господин дю Портай. Он с большой теплотою спросил, понравилась ли мне столица, и я уверил его, что больше всего на свете боюсь покинуть Париж. Господин дю Портай объявил, что подобное огорчение мне не грозит, так как отец, стремясь дать хорошее воспитание своему единственному наследнику и зорко следить за жизнью любимой дочери, решил остаться в Париже на несколько лет, он желает вести в столице жизнь, соответствующую его положению, и задумал снять подходящий особняк. Эти добрые вести настолько меня обрадовали, что я не мог скрыть волнения от приятеля отца. Господин дю Портай умерил мои порывы, сообщив, что барон уже подыскал мне добропорядочного гувернера и нанял верного слугу. В ту же минуту доложили о приходе господина Персона 11.

В комнату вошел маленький человечек, худощавый, иссиня-бледный. Его внешность вполне оправдывала ту вспышку негодования, которую вызвало у меня его назначение. Он подошел с важным и напыщенным видом, потом заговорил медленно и слащаво:

— Сударь, ваша наружность... — Довольный началом, он запнулся, приискивая, что бы еще сказать. — Ваше приятное лицо отражает ваш характер.

На этот комплимент я ответил очень сухо. Лишенный счастья видеть Софи, я находил только одно удовольствие — думать о ней, а этот противный аббат 12 пришел и отнял у меня единственное утешение. Я решил вывести его из себя и в тот же день исполнил свое намерение.

Вечером отец соблаговолил подтвердить мне слова дю Портая. При этом он заявил, что отныне я буду выходить из дома не иначе, как в сопровождении гувернера. Он также дал понять, что впредь мне следует быть деликатнее с Персоном. Положение мое осложнилось, но моя любовь, раздраженная препятствиями, казалось, вместе с ними только росла. Я уже обладал довольно обширными познаниями в науках, и моему самонадеянному гувернеру выпал нелегкий труд. К счастью, во время первых же уроков я заметил, что ученик и учитель стоят друг друга.