Я тоже растянулся на палубе, на полуюте, но никак не могу заснуть. Виной тому не только удушливый климат, повергающий организм в угнетенное состояние, но и волнение по поводу моей авантюры. Все, что я сделал до сих пор, чтобы раздобыть шестьсот килограммов гашиша, кажется мне теперь всего лишь детской игрой по сравнению с тем, что мне еще предстоит. Впрочем, если бы в тот день, когда я всходил по узкому трапу на греческий пароходик в Пор-Вандре, какой-нибудь волшебник показал мне восемь полых ящиков, аккуратно сложенных в трюме моего судна, я бы счел себя на вершине блаженства. Сегодня же, когда мои мечты начинают сбываться, меня как никогда снедает тревога. Я боюсь радоваться, не решаюсь признаться себе в своем удовлетворении, как будто это признание навлечет на меня гнев злого рока. Я запретил себе радоваться, ибо верю, что за любое счастье в жизни приходится платить с лихвой. В самом деле, это непреложный закон, записанный в книге людских судеб, и блаженны те, кому он неведом. Думать о будущем — значит отказываться от радости и предвидеть горе. Таким образом можно содействовать счастью других, но только не своему.
Незадолго до рассвета теплый ветер повеял с запада: это саба, местный ветер, родственный сильному юго-западному муссону, дующему над Индийским океаном. Он зарождается в глубине Таджурской бухты и обрушивается с неистовой силой на Аденский залив, вплоть до мыса Гвардафуй.
Море, спокойно фосфоресцировавшее во сне, покрывается мелкой рябью и отливает зловещим зеленоватым цветом.
Нужно немедленно сниматься с якоря, если мы хотим уйти с рейда, прежде чем море окончательно рассвирепеет. В тот миг, когда лебедки приводят в движение фал с жалобным скрипом, нас окликает с берега человек — местный гвардеец в форме.
Решив, что портовые власти решили преподнести нам напоследок сюрприз, я посылаю лодку узнать, в чем дело. Она возвращается вместе с сомалийцем.
— Что тебе надо? — спрашиваю я у незваного гостя. — У тебя есть какая-то бумага для меня?
— Нет, просто я хочу попасть в Обок с твоим судном сегодня вечером.
Он смотрит на меня с тревогой, как будто от моего ответа зависит его судьба.
Это молодой человек лет двадцати пяти, отталкивающе уродливая внешность которого внушает недоверие. Его странный, ничего не выражающий взгляд — взгляд сумасшедшего — пугает и сковывает собеседника.
Я собрался было отправить его на берег или просто вышвырнуть за борт (все сомалийцы — отличные пловцы с самых пеленок), но, поразмыслив, решил взять его с собой: быть может, тем самым я окажу услугу начальнику гарнизона Обока, с которым мне не хочется портить отношений.
Солдат тотчас же ложится в каком-то закутке и не подает больше признаков жизни. Я забываю о нем за своими делами и вспоминаю о его существовании, лишь когда судно подходит к Обоку. Я решил задержаться здесь дня на два, чтобы окончательно привести в порядок такелаж и поставить новые паруса.
Начальником гарнизона в Обоке является капитан Бенуа. Он и его жена — мирная буржуазная чета, о которых злословили сплетники в Джибути. По их словам, он — невзрачный человек лет сорока, с уже выдающимся брюшком, мог бы сойти за нотариуса, служащего регистратуры, крупье или… начальника вокзала. Его мундир Отдает маскарадом. Я не запомнил, что болтали о его жене. Она якобы под стать начальнику вокзала, но стоит ли прислушиваться к сплетням. Во всяком случае, это не ново.
Штат гарнизона состоит из двух лейтенантов. Один, некий Облен, простой крестьянин из пригорода, выдвинувшийся, подобно другим, во время войны. Он очень гордится своими погонами и бахвалится ими, как ребенок, нацепивший мундир полковника. Впрочем, у этого славного человека доброе сердце, и он скорее согласился бы торговать овощами и фруктами с лотка, нежели гоняться за воинскими чинами. Проведя три года на линии фронта, он благословляет теперь свою тихую обитель в Обоке и несет службу в сомалийском батальоне, созданном лейтенантом Депюи.
Его приятель лейтенант Вуарон — очень высокий, ладно скроенный молодой человек с землистым цветом лица, как видно, из хорошей семьи. Он держится и говорит как светский человек, но чувствуется, что ему недостает образования. Он завербовался в колониальную армию в девятнадцать лет, повинуясь порыву своей страстной, бесшабашной натуры. Казарменная жизнь развила его наклонности далеко не в лучшую сторону, а спиртное, которое он пьет как воду, и гарнизонные шлюхи подорвали могучее здоровье.
Читать дальше