Мао Дунь - Избранное

На следующий день он велел матери разобрать книги: по медицине — подарить другим, романы — оставить дома. Указывая на книгу с произведением Тань Сытуна «Учение о гуманности», он сказал мне: «Это величайшее творение, сейчас ты ее не поймешь, но потом, возможно, сможешь осилить».

С тех пор отец больше не читал книги по математике, но каждый день говорил о делах страны, часто рассуждая о том, как Япония сделалась сильным государством после реформ, осуществленных в ходе революции Мэйдзи [123] Революция Мэйдзи — буржуазная революция 1867—1868 годов в Японии. . Он постоянно убеждал меня: «Великий муж должен посвятить себя служению Поднебесной». А потом многократно разъяснял, что это значит. И мать желала видеть меня устремленным человеком, а так как пословица гласит: «Старший брат — как отец», то будущее моего брата целиком зависит от того, какой пример я ему подам.

Летом следующего года стояла невыносимая жара. Матери показалось, что две комнаты, где раньше собирался жить прадед (в семье их называли «новыми»), пустуют, поэтому она попросила перенести отца в одну из них на первый этаж с окнами на запад. В конце лета — начале осени отец скончался. Смерть пришла к нему без мучений, будто бы он просто уснул вечным сном. Однажды, когда мать стала звать отца, а отец не откликнулся, то сначала решили, что он спит, но в лице его уже не было ни кровинки, пульс не прощупывался, стало ясно: он действительно покинул любимую жену и прекрасных сыновей, отправившись в сильный и богатый Китай второй волны реформ, о котором столько мечтал.

Я и брат как раз занимались, когда услышали надрывный материнский крик. Стремглав бросившись в комнату, мы увидели, что она уже стала менять отцу одежду, и тут же расплакались. Вскоре собрались все домашние, суматошно пытаясь помочь матери, а та отказывалась от помощи, заливаясь слезами. Она сама протерла горячим полотенцем насухо тело отца, обрядила его в погребальную одежду и разрешила осторожно распрямить согнутые ноги.

Тело перенесли в комнату с окнами на восток, которая обычно служила гостиной. От начала и до конца мать лишь беззвучно всхлипывала, сдерживая рыдания. Но как только вошли плачущие бабушка и Бао Чжу, она дала слезам волю.

Так как было очень жарко, отца похоронили уже на следующий день. После похорон мать устроила поминальную в комнате, оде он умер, поставила туда пару цветочных ваз, в которых всегда были живые цветы. Ко входу комнаты была обращена фотография отца. По обе стороны от застекленной рамки с фотографией, мать укрепила парные надписи, выполненные изящным почерком:

«В юные годы Конфуция и Мэнцзы читал наизусть, стал старше — увлекся акустикой, оптикой, химией и электротехникой, печалился о положении в стране, был полон забот о своей семье, увы, вдруг его захватила болезнь, талант не полностью раскрыв, он умер, не доведя до конца любимого дела; прекрасный человек и мой учитель, мы целых десять лет все отдавали друг другу, но град побил весенние цветы, его и сотней жизней не воскресишь, а ныне, выполняя его завещание, буду воспитывать и наставлять двух сыновей».

Отцу исполнилось всего 34 года…

В конце августа 1927 года я возвратился в Шанхай из Гулина. Кун Дэчжи, моя жена, в это самое время из-за преждевременных родов находилась в больнице. Она сообщила мне, что в списках подлежащих аресту, утвержденных правительством Нанкина, есть и мое имя, а на днях приходили общие знакомые и спрашивали обо мне. Жена отвечала, что «Яньбин уехал в Японию». «Сейчас ты вернулся, — продолжала она, — что будем делать?» Немного подумав, я ответил: «Говори по-прежнему, что я в Японии. Я пока не буду выходить из дома и стану избегать встреч».

В Шанхае мы проживали по переулку Цзинъюнь, что на улице Дунхэнбинь, это была китайская часть города; в нашем переулке жили в основном служащие издательства Шанъу, которые хорошо меня знали. И если бы кто-нибудь из них увидел меня, сложно сказать, не достигла бы весть о моем появлении ушей ищеек Чан Кайши. У меня было смутное представление об обстановке того времени, сложившейся после поражения революции. Необходимо было обдумать, понаблюдать, сделать выводы. С тех пор как я покинул родной дом, у меня постепенно выработалась привычка: столкнувшись с неизвестным, докопаться до сути, самостоятельно поразмыслить, а не слепо поддакивать. Подобная привычка — обычное дело для людей моего поколения, ее польза общеизвестна, и я не буду подробно говорить об этом. Для меня лично она сыграла положительную роль и в том смысле, что заставила остановиться и хорошенько подумать над перипетиями того времени, а не мгновенно следовать за ними, как некоторые. Поражение революции 1927 года тяжело отразилось на мне, заразило меня пессимистическим настроением и заставило задуматься: что будет с революцией? Я безгранично верил в теорию коммунизма, непоколебимым в моих глазах оставался пример Советского Союза, но по какому пути пойдет китайская революция? Раньше я полагал, что все достаточно ясно, но летом 1927 года вдруг обнаружил, что совсем не разобрался в этом! В период революционных событий мне довелось видеть всяких врагов — от принявших облик крайне левых до тех, кто топил революционные выступления в крови; видел я и шатания внутри нашего лагеря — от колебаний и соглашательства до измены правых, от наивности и азарта до левацких авантюр. В центре революционных событий я слушал непрекращающуюся полемику, увидел авторитет представителей международного коммунистического движения (я преклонялся перед их глубоким пониманием теории марксизма-ленинизма, но, хотя они умели рассуждать по этому вопросу, едва ли действительно могли указать выход из сложной ситуации, в которой находилось китайское общество). Я был потрясен тем, как легко белая реакция расправилась с широким крестьянским восстанием в провинциях Хубэй и Хунань [124] Имеется в виду крестьянское движение в первой половине 1927 года, главной целью которого была земельная реформа в пользу неимущих классов. , и совсем утратил надежду после поражения выступления в Наньчане [125] 1 июня 1927 года из города были изгнаны около 300 коммунистов, армейских политработников, закрыты профсоюзы, крестьянские и студенческие организации, газеты. . Поэтому бурные события моей жизни заставляли меня остановиться и осмыслить все самостоятельно. Были такие, которые сравнивали всю неразбериху, предшествующую основным событиям революции со схватками у женщины перед родами. Рождению одного ребенка предшествует несколько родовых схваток, а что уж говорить о рождении нового общества! Если революция потерпела поражение, то схватки будут продолжаться. Тем не менее, хотя кормчие, оказавшиеся на гребне революционной волны, и знают, что спад — явление временное, однако правильный путь для китайской революции им еще предстоит отыскать. Думаю, эта точка зрения была довольно распространенной.