Мао Дунь - Избранное

Примерно в десять часов утра пришел врач, оказавшийся молодой женщиной, с переводчиком, которому можно было дать все сорок, и юной медсестрой-китаянкой. Бабушка спросила переводчика: «А где врач? Еще на корабле?» Переводчик, указывая на японку, ответил, что она и есть врач. Бабушка очень рассердилась и едва не вспылила; к счастью, подошла мать: «Ладно, пусть будет женщина. Пригласи их наверх». Все поднялись и столпились в комнате отца. Японка вела себя очень непринужденно. Она скинула деревянные сандалии, влезла на кровать и начала осмотр пациента. Было начало лета и довольно жарко. Врач через переводчика попросила раздеть больного. Мать, Бао Чжу и медсестра втроем принялись снимать с отца одежду. Послушав и постучав его, врач надавила отцу на грудь. «Больно?» — спросила она. Затем подвигала запястьем его руки. «Больно?» — вновь последовал вопрос. Отец отрицательно покачал головой. Японка что-то пробормотала переводчику, который попросил снять отцу штаны. Бабушка, услышав просьбу, рассмеялась, Бао Чжу, смутившись, отошла в дальний угол комнаты. Мать вместе с медсестрой сняли ему штаны. Врач пощупала согнутые ноги отца, говоря что-то переводчику. «Может ли больной распрямить ноги? — спросил тот. — Они все время так согнуты?» Мать, вздохнув, отвечала: «Уже больше года». Затем врач снова приложила стетоскоп к животу больного, долго слушала, заставила перевернуться на бок, вновь послушала со спины. Она посидела немного, подумала, покачала головой, еще раз взглянув на исхудавшее тело больного, сошла с кровати и заговорила с переводчиком. «Осмотр закончен, — перевел тот, — давайте спустимся вниз». Мать укрыла отца толстым одеялом, оставила с ним Асю, а сама спустилась с врачом вниз.

В гостиной бабушка предложила японке чаю, спросив, есть ли шанс у отца на удачный исход болезни. Переводчик и врач довольно долго переговаривались и наконец первый изрек: «Госпожа, конечно, понимает, что у больного налицо полная мышечная атрофия, но раз говорят, что у него пока нормальный аппетит, за ним необходим тщательный уход, и тогда в ближайшее время с ним ничего не должно случиться». «А что же это за болезнь?» — вновь спросила бабушка. Переводчик посовещался с японкой, взял со стола кисть и лист бумаги, начертал два иероглифа: «Костный туберкулез».

Увидев слово «туберкулез», мать испугалась: «Что значит „костный туберкулез“?» Переводчик отвечал: «Это когда туберкулезные паразиты внедряются в костные ткани».

Больше мать не стала ничего спрашивать. Бабушка и Бао Чжу тоже не подавали голоса, обе подавленные услышанным.

Медсестра открыла кожаный чемоданчик, врач вытащила из него две-три стеклянные баночки с пилюлями и порошками. Выбрав необходимые, она приготовила более двадцати порошков и пилюль. Переводчик разъяснил, что пилюли и порошки надо принимать в день по одному каждого вида. Затем японка поклонилась бабушке и вместе с медсестрой вышла из дому. Бао Чжу, провожая переводчика, спросила его, что это за лекарство и от чего оно предназначается. Тот ответил, что лекарство возбуждает аппетит и одновременно смачивает кишечник. «А сейчас осмотр закончен, и вечером мы должны отправляться назад в Наньсюнь», — продолжил он. В этот самый момент возвратилась медсестра, сообщив, что за лекарство надо дополнительно уплатить четыре юаня.

Проводив врача, бабушка, мать и Бао Чжу поднялись наверх. Появилась и бабушка (мать отца), тоже направившаяся туда. Мать кратко рассказала ей о том, что сказал заморский врач, а потом спросила отца: «А ты знаешь, что такое костный туберкулез?» Отец долго думал. «В китайских книгах по медицине нет такого названия, — наконец ответил он. — «Туберкулезные паразиты» — это местные словечки. В книгах по западной медицине болезнь так и называется — «костный туберкулез», возбудителем которого является туберкулезная палочка, очень подвижная. Думаю, она как раз и добралась до костей. Такая болезнь неизлечима, а потому лекарства, что оставил японский врач, не принесут никакой пользы».

Говоря это, отец был очень спокоен. Бабушка и Бао Чжу заплакали. «А ведь прежде сами говорили, что надо все выяснить до конца, — рассмеялся он, — а теперь, когда узнали, что болезнь неизлечима, стал спокоен-то именно я! Однако я не знаю, сколько еще мне осталось. У меня ведь много дел, которые надо закончить перед смертью».

С этого дня отец больше не стал читать книг. Теперь он обычно вместе с матерью обсуждал какие-то проблемы. Через день-два он приготовился говорить, а мать взяла в руки кисть. Хотя я все время находился рядом, но тогда еще вряд ли мог понять смысл происходящего. Мать писала и лила слезы одновременно; закончив писать, она вслух читала написанное, а отец в знак согласия кивал головой, приговаривая: «Так, так…» Закончив, мать подумала немного и сказала: «Это все очень серьезно. Записывала я, но ведь могут сказать, что это не твои слова, поэтому надо пригласить свекра, чтобы он написал это». Отец горько усмехнулся: «Ты обдумала все основательно». Затем меня попросили позвать деда. Когда дед пришел в комнату, отец, не отдавая ему написанное матерью, зачитал все от начала и до конца, попросив его записать. Помню последние фразы: «Со слов Шэнь Бофаня записал его отец». Ниже был проставлен год, месяц и число. Позже я узнал, что это было отцовским завещанием. По словам отца, занесенным в завещание, положение Китая таково, что если не поднимется вторая волна реформаторства, то страна будет расчленена великими державами, причем задачей реформаторства было и будет прежде всего возрождение производственной и коммерческой деятельности, воспитание естественно-научных и технических кадров; если мы не хотим превратиться в рабов в собственной стране, то надо основательно браться за развитие техники, на что можно найти средства за границей. Здесь же отец призывал нас с братом не заблуждаться в понимании значения свободы и равноправия.