Джованни Верга: Семья Малаволья

Каждый, от самого смиренного и до самого вознесенного, имел свою долю в борьбе за существование, за благосостояние, за славу — от бедного рыбака до новоиспеченного богача, до женщины, пробравшейся в высшие классы, до талантливого человека с могучей волей, чувствующего в себе силу властвовать над другими людьми; самому завоевать ту долю общественного уважения, в которой ему отказывал социальный предрассудок из-за его незаконного рождения; сделаться законодателем, ему, родившемуся вне закона, — и до художника, который верит, что преследует свой идеал, а на деле в иной только форме удовлетворяет своему тщеславию. Наблюдателю этого зрелища не предоставлено права быть судьей; и это уже много, если ему самому удастся на мгновение остаться вне поля битвы, чтобы бесстрастно изучить ее, точно, с присущими ей красками, нарисовать всю картину и этим самым дать представление о действительности, какова она была, или какой должна была быть.

Милан, 19 января 1881 г.

Когда-то Малаволья были многочисленны, как камни на старой дороге в Треццу; были Малаволья даже в Оньине, даже в Ачи Кастелло, все хорошие и дельные рыбаки, совсем не то, что можно было бы ожидать, судя по их прозвищу. [2] Malavoglia — неохота, недоброжелательство. Правда, в метрических записях прихода они значились, как Тоскано, но это не имело никакого значения, потому что с тех пор, как существовал мир, и в Оньине, и в Трецце, и в Ачи Кастелло, их всегда знали, из поколения в поколение, как Малаволья, обладателей собственных лодок на море и черепичной кровли на берегу. Теперь в Трецце осталась только семья хозяина ’Нтони [3] ’Ntoni — сокращенное (по южноитальянскому обыкновению) Antonio. Малаволья, которая жила в домике у кизилевого дерева, и которой принадлежала «Благодать», стоявшая на отмели у мостков для стирки белья, рядом с «Кончеттой» дядюшки Колы и с «Луковицей» — баркасом хозяина Фортунато.

Бури, раскидавшие в разные стороны остальных Малаволья, прошли, не нанося особого ущерба домику у кизилевого дерева и рыбачьему судну, стоявшему у мостков, и хозяин ’Нтони, чтобы объяснить это чудо, говаривал, показывая сжатый кулак, — кулак, точно выточенный из орехового дерева:

— Работа веслом требует, чтобы все пять пальцев помогали друг другу. — И еще говорил:

— Люди, что пальцы на руках: большой палец должен делать то, что полагается большому пальцу, мизинец — то, что полагается мизинцу.

И семейка хозяина ’Нтони действительно была устроена, как пальцы на руке. На первом месте он сам, большой палец, на котором держался весь дом; следующий был его сын Бастьяно, Бастьянаццо, потому что он был рослый и толстый, как св. Христофор, нарисованный под сводом рыбного ряда в городе; но, рослый и толстый, Бастьянаццо неукоснительно шел по указанному ему курсу, и не высморкал бы носа, не скажи ему отец: «высморкай нос», да и в жены он взял себе Длинную, когда ему было сказано: «восьми ее». Потом шла Длинная, маленькая женщина, которая занималась тем, что ткала, солила анчоусы и рожала детей, все, как домовитая хозяйка; и наконец — внуки в нисходящем порядке: ’Нтони, старший, двадцатилетний шалопай, постоянно получавший от деда подзатыльники, а порою — больше для равновесия, когда подзатыльник был слишком здоровым, — и пинок ногой; Лука, «который был поумнее старшего», как говорил дед; Мена (Филомена), прозванная святой Агатой, потому что она постоянно сидела за ткацким станком, а по поговорке: «баба — за станок, курица — на шесток, тригла [4] Рыба, водящаяся в Средиземном море. — в свой срок»; Алесси (Алессио) — сопляк, весь в своего деда, и Лия (Розалия), еще ни рыба ни мясо. В воскресенье, когда они один за другим входили в церковь, казалось, что шествует целая процессия.

Хозяин ’Нтони [5] Только узкая полоса воды, «Стретто» Мессинского пролива, отделяет остров Сицилию от материка Италии. Круто, у самого моря, и в Реджио, и в Мессине, обрываются рельсы железнодорожного пути. Целые дни странные, неуклюжие пароходы с рельсами на палубе делают свое скучное дело — переправляют через море поезда, нагруженные людьми и товарами, чтобы сразу поставить вагоны на прерванные морем рельсы уже на другом берегу. Сицилия расположена совсем близко от коренной Италии, но узкая линия моря разделяет их на два почти различных мира. Главная часть в недалеком прошлом королевства Обеих Сицилий, остров и до сих пор сохранил медленно изглаживающиеся черты своеобразного старого уклада жизни, простые, грубоватые нравы и характерный язык, еще более отличный от итальянского, чем неаполитанское наречие Автор «Семьи Малаволья» Джованни Верга, сам уроженец Катании, одного из больших городов Сицилии, конечно, великолепно знает и чувствует этот с виду безыскусственный по строению речи, но замысловатый в своей яркой, красочной образности и примитивной силе язык сицилийской деревни, язык всей Сицилии, в сущности, потому что город в большинстве своем говорит на том же языке, если не отслоился и не заговорил на общеитальянском средне-литературном диалекте, какой услышишь и в Риме и во Флоренции, правда, с тем особенным произношением, по которому привычное ухо всегда узнает сицилийца. Из пословиц и поговорок, которыми буквально засыпают действующие лица романа и которые отражают старую житейскую мудрость, крепко засевшую в голову сицилийских крестьян, можно было бы составить целый сборник. знал также не мало правил и словечек, слышанных им от стариков, а «слово стариков никогда не лжет»: «Без рулевого барка не ходит», — «Чтобы быть папой, нужно уметь быть понамарем», — или же: «Берись за ремесло, которое знаешь; если не разбогатеешь, то и не прогадаешь», — «Будь тем, чем сделал отец, тогда уж не будешь подлец», и другие мудрые изречения.

Читать дальше