Дэвид Марксон - Любовница Витгенштейна

И зачем я написала ту претенциозную строку о Достоевском, если сейчас не имею понятия, задумывалась ли я о нем хоть на мгновение?

Значит, еще больше багажа. Как минимум, здесь и сейчас, пока я печатаю, если не тогда, раньше.

Вообще говоря, когда я пришвартовала катер, оставив позади последний остров, и снова отправилась искать автомобиль, я, наверное, даже удивилась, что на номерных знаках был русский шрифт. По моим представлениям я должна была быть в Китае.

Хотя меня только сейчас осенило, что человек несет также и кое-какой китайский багаж, разумеется.

Немного. Нет смысла иллюстрировать данный факт.

Даже если я пью чай сушонг, пока говорю это.

Да и вообще, Эрмитаж, возможно, находится в Ленинграде.

Тогда опять же очевидно, что я искала Раскольникова.

Если использовать Раскольникова как символ, то можно с определенностью сказать, что я искала Раскольникова.

Хотя, с таким же успехом можно сказать, что я искала Анну Каренину. Или Дмитрия Шостаковича.

В Мексике я тоже искала, конечно.

Вряд ли Саймона, ведь я прекрасно знала, что Саймон лежит в могиле. Значит, возможно, искала Эмилиано Сапату.

Опять же, символически искала Сапату. Или Бенито Хуареса. Или Давида Альфаро Сикейроса.

Искала кого угодно, где угодно.

Даже будучи безумной, искала — или чего еще ради я бы скиталась по всем тем, другим местам?

И искала на каждом перекрестке в Нью-Йорке перед этим, естественно. Даже до того, как уехала из Сохо, я искала по всему Нью-Йорку.

И поэтому все еще искала той зимой в Мадриде тоже.

Я не уверена, упоминала ли о своем пребывании в Мадриде.

В Мадриде я жила не в Прадо, как оказалось. Возможно, я намекнула, что думала так, однако там было слишком мало света.

Я имею в виду естественное освещение, ведь тогда я уже принялась избавляться от большинства своих вещей.

Лишь когда солнце особенно беспощадно, начинаешь видеть картину Рогира Ван дер Вейдена так, как полагается.

Я могу засвидетельствовать это со всей категоричностью, ведь я даже вымыла окна рядом с ней.

Где я жила в Мадриде, так это в отеле. Выбрав тот, что назван в честь Веласкеса.

Искала там Дон Кихота. Или Эль Греко. Или Франсиско Гойю.

Как поэтично звучат большинство испанских имен. Их можно произносить снова и снова.

Хуана Инес де ла Крус. Марко Антонио Монтес де Ока.

Хотя на самом деле оба эти имени, возможно, мексиканские.

Поиски. Боже правый, как же настойчиво я искала.

Не помню, где именно я перестала искать.

В Адриатическом море, по пути из Трои в Грецию, я вдруг увидела, как ко мне стремительно приближается двухмачтовая яхта — ее высокий треугольный парус гудел под напором ветра.

Только представьте, как это меня испугало и что я почувствовала.

Секунду назад я плыла в привычном одиночестве, и тут, внезапно, эта яхта.

Но она просто дрейфовала. Все это время, надо полагать.

Могло ли к тому моменту пройти целых четыре года или пять лет? Я почти уверена, что провела в Нью-Йорке как минимум две зимы, прежде чем начала искать где-то еще.

Рядом с Лесбосом — вот где я видела ту яхту. Или, может, у Скироса.

Скирос точно греческий остров?

Такое забывается. Бывает, что багаж теряешь ненамеренно.

Честно говоря, теперь я думаю, что мне следовало сказать «Эгейское», а не «Адриатическое», несколькими абзацами выше. Конечно, там ведь Эгейское море — между Троей и Грецией.

Этот чай — тоже своего рода багаж, я полагаю. Впрочем, в этом случае я специально его отыскала после того, как сгорел тот, другой, дом на пляже. Сколь бы малым я ни обходилась, хотелось чаю.

И сигарет тоже, хотя теперь я курю совсем мало.

Ну и других благ цивилизации тоже, естественно.

Я курю сигареты из жестяных коробочек. Те, что в бумажных пачках, давно выдохлись.

Это случилось почти со всеми вещами, которые так упакованы. Они не обязательно испортились, но высохли.

Между прочим, мои сигареты, оказывается, русские. Однако это всего лишь совпадение.

Здесь все всегда сырое.

Я уже говорила.

И моя одежда, когда я достаю ее из ящика, холодная и влажная на ощупь.

Как правило, летом, как сейчас, я совсем ничего не надеваю.

У меня есть трусы и шорты, и несколько джинсовых юбок с запахом, и два или три трикотажных свитера. Я все стираю в ручье, а затем развешиваю и сушу на кустах.

Ну, есть и другая одежда. С зимой не поспоришь.

Однако не считая заблаговременного сбора хвороста, я привыкла беспокоиться о зиме, когда зима приходит.