Галип Акаев - Равнина в Огне

Темир-Булат в те дни переживал трудные времена. Его детище «Танг Чолпан» испытывал финансовые и организационные трудности, которые скоро привели к замене его на должности редактора сторонником Социалистической группы Нухаем Батыр-Мурзаевым, отцом Зайнала. Молодёжь, группировавшаяся вокруг журнала, была недовольна умеренностью Бей-Булатова. Он, однако, тепло меня принял и выслушал. Затем подумав, посоветовал:

– Многим в Исполкоме судьба этих стад и голод в горах были совершенно безразличны, они не намеревались пальцем о палец за них ударить. Но не таков Джелал Коркмасов. Он и его соратники по Социалистической группе настояли на своём, и скоро горцы узнают, кому они обязаны спасением овец, а значит и пропитания для своих детей. Увидишь, вскоре в Нагорном Дагестане авторитет социалистов будет почти вровень с авторитетом шейхов и мулл из окружения Гоцинского и даже со славой Аршин-Пача . Поезжай с ним, тебе это будет только на пользу.

– А зачем он выбрал меня в спутники?

– Как известно, в Исполкоме ему не доверяют и потому обязали взять себе в спутники кого-либо из членов «Милли комитета». Почему он выбрал именно тебя? Его внутренние мотивы мне неведомы, но предполагаю, он предпочёл видеть своим спутником человека совсем молодого, неспособного к интригам и, что самое для него важное, неизвестного широкой публике. Иначе ему пришлось бы разделить с тобой славу спасителя гор. Как, по-твоему, логично всё я растолковал.

– Убедительнее некуда. Как всё сложно, запутано и одновременно просто.

– Такова политика, противоборство интересов, человеческих слабостей и честолюбий.

Вечером того же дня я уже ехал поездом из Петровска в Хасав-Юрт. В дороге я впервые заговорил с Коркмасовым:

– Как вы осознали необходимость своего участия в революционном деле?

– В революцию уходят по-разному, – уклончиво ответил он.

– Или чаще не уходят совсем, – возразил я ему.

Он смерил меня оценивающим взглядом и ответил:

– Эх, что вы молодёжь об этом знаете? В революцию меня привели книги Кропоткина и глупость Николая Последнего, учинившего своим верным подданным «Кровавое воскресение». Конечно, и до этого на примере бедствий простого народа я был убеждён в необходимости самых радикальных перемен в устройстве общества и государства, ибо невозможно изменить жизнь народа к лучшему прежде перемены к лучшему самого государственного строя. Однако ж социализм придал моим переживаниям, чаяниям и надеждам научную стройность и основательность. Говорят, что народ имеет ту власть, которую достоин, но и наоборот всякая власть имеет тот народ, каким хочет его видеть. Иначе бы мы имели самый яркий пример торжества реформ, и народы России не изнывали бы под гнётом унизительных податей, чуждых всякому свободному разуму сословных и религиозных ограничений и, самое главное, собственного невежества. Задумайтесь же, у нас три четверти граждан не умеют ни писать, ни читать. Как от них можно требовать законопослушности и неукоснительного выполнения гражданского долга? Прежде их надо всему тому обучить, и первый тут шаг – всеобщая грамотность. В царской России даже грамота была привилегией немногих. С исправления именно этой высшей несправедливости и должна была начаться наша Великая революция, а не с демагогии и пустых обещаний.

– Я тоже так думаю, перво-наперво нужно обучить народ грамоте, – согласился я с ним.

– Да, у нас много неотложных задач, к примеру, орошение этой засушливой долины. Вы думаете, народу нужна трескотня политиков, их громкие слова о революции и свободе? Нет, простому труженику нужны средства, чтобы прокормить свою семью, нужны больницы и школы, чтобы лечить и обучать его детей. Если бы Временное правительство провело бы хоть на четверть аграрную реформу и наделило землёй того, кто на ней трудится без всякого выкупа в пользу помещиков, то у власти и по сию пору находились бы эсеры. А вот Ленин и с Троцким это поняли, и они пришли всерьёз и надолго.

Я пытался оспорить неприятное мне утверждение большевистского превосходства, но Коркмасов не был склонен продолжать наш диалог.

– Молодой человек, я устал от вечных дагестанских споров, дайте мне просто полюбоваться природой, – настойчиво попросил он и я внял его просьбе.

Перед нами тёк Сулак. В древние времена он считался божеством, змеем драконьих размеров, чутьем, пробирающимся к Хазарскому морю, но грохочущий поезд стремительно угнал нас дальше и река скрылась из виду.