Мариэтта Шагинян: Международный вагон

— Га! — закричали арабы, надвигаясь на полицейского. — Гарун, продавец мочалы, прав! Чего вы пришли хозяйничать на нашей земле, рабы английских псов?! Уходите обратно!

— Бунт! — пролепетал румынский князь с перекошенным судорогой лицом. — Апопокас, собери девичник, запри кассу, уложи вещи, приготовь все к отьезду. Мы погибли, если не улизнем!

Пятясь спиной от арабов, оба доблестных румына, зеленые от тошнотворного страха, добрались до собственных комнат, где уже сидел, трясясь, как сито в руках булочника, Врибезриску, всем своим туловищем защищая сундук с деньгами.

Между тем Минни и ее подруги, накинув шарфики на голову, шли по безлюдным закоулкам виллы. Через минуту шум, глухие голоса полицейских, разъяренные крики американского представителя остались позади. Черная ковейтская ночь пахнула им в лицо тысячью запахов и ветром Персидского залива. Они были на свободе. Пробираясь по набережной, к оцепленному войсками дипломатическому кварталу, они не разговаривали и не оглядывались, а потому и не заметили высокой, статной женщины в черном капюшоне, ловкими и бесшумными прыжками поспевавшей вслед за ними.

В русском консульстве, на лестнице, втянув голову в плечи, сидит верный Мамук. Не успел он услышать шорох приближающихся шагов по гравию, как уже узнал своего господина.

— Саиб, — шепнул он, бесшумно, как кошка, кидаясь к товарищу Прочному, — сегодня большой день для араба! Файсал не будет больше выколачивать из нас последние куруши! Файсал больше не правит арабами! Англичане уйдут по ту сторону залива, саиб! Так говорил мне верный человек, приехавший из Багдада!

— Хорошо, Мамук, не давай своему языку убегать вперед от туловища, чтоб он не заблудился, — лукаво ответил русский консул. — Видишь этих ханум? Мы их принимаем в наше подданство. Зажги свет, вызови секретарей!

Через минуту обширная приемная консульства, устроенная в персидском стиле, с мозаичным мраморным полом, лазурными карнизами и ожерельем мавританских полуарок по углам, наполнилась толпою девушек. Секретари засели за свои конторки. Лампочки зажжены. А Мамук опять бросился на лестницу — жадно слушать раскаты и шорохи самой заразительной музыки в мире — революции. Дипломатический квартал уже никем не охранялся. Сотни людей с факелами пробегали вниз к набережной. Религиозная процессия, оттиснутая мятежниками в восточную часть города, вынуждена была раньше положенного срока выйти на шоссе к Бассоре для того, чтоб встретиться у Элле-Кум-Джере с двумя другими потоками: одним, идущим из Бассоры, и другим — из Багдада. И яростные крики мятежников, достигнув фанатиков кавендишизма, слились в один сплошной рев, подзадоривая толпу против единственного врага: англичанина, убийцы пророка Гуссейна, убийцы нового пророка Кавендиша…

«Ризэ-Азас-Эмруз. Мщение! Мщение!»

«Хорошо! — думал Мамук, от нетерпения сжимая руками собственные пятки. — Очень хорошо! Очень, очень хорошо арабу!».

— Э, ханум, вы куда?

Последний вопрос обращен к статной, высокой женщине, тихо вынырнувшей из темноты. Не отвечая, она отвернула от Мамука искаженное, бледное лицо, обрамленное черным капюшоном, взошла по лестнице и проникла в залу. Здесь на нее напала странная робость. Красавица плотнее надвинула капюшон и, оглянувшись, увидела толпу девушек, бежавших из виллы «Гонория». Они стояли у столика, за которым деловитый парень грыз перо.

— Анкету, товарищи, — бормотал он на плохом английском языке, — первым делом заполняйте анкету. Кто это написал «проститутка»? Вы, товарищ Сарра? Такого звания у нас в Союзе нет… Товарищ, не напирай, по очереди!

Красавица в капюшоне прислушалась и задрожала. Невольно она схватила чью-то хрупкую, детскую ручку, сжала ее и спросила властным, глуховатым шопотом:

— Что это такое?

Детская, хрупкая фигурка обернулась. Очаровательное личико с веснушками возле носа и широкими голубыми глазами мелькнуло перед статной женщиной. Глаза их встретились, и обе вскрикнули.

— Вы? — радостно вырвалось у Минни. — Вы, красивая дама из гаммельштадской тюрьмы! Вы тоже попали в притон? Вы хотите принять русское подданство?

— Вы, — отозвалась бывшая леди Кавендиш, — маленькая пигалица-коммунистка! Вы с падшими женщинами? Что это значит?

— Падших женщин тут нет, гражданка! — сурово окликнул секретарь. — Падшие у нас только скоты при эпизоотии, которые поколели. Станьте в очередь. Кто следующий?