Сулейман Ахундов - Нуреддин

«Хоть бы засветло добраться до дому», — с тревогой думала она и торопила извозчиков, обещая богатые чаевые, если они поедут быстрее.

И вот случилось то, чего больше всего боялась Гюльпери. На одном из поворотов извилистой, неровной дороги фаэтон, тяжело нагруженный, накренился. Ось хрустнула, и повозка повалилась на бок.

Как раз в это время солнце зашло за горы и стало быстро темнеть. Гюльпери заволновалась.

— Господи, да за что ж это такие несчастья обрушились на меня?! Что мы теперь будем делать в этих жутких горах? И что случилось с отцом? Почему его нет до сих пор. Уж лучше было бы остаться в городе и дождаться хоть каких-нибудь вестей от него.

— Теперь поздно говорить об этом, — сказал извозчик. — Надо сходить в деревню и позвать народ на помощь.

— Нет, нет, — запротестовала Гюльпери. — Как же вы нас одних оставите с вещами? Я боюсь. А вдруг разбойники. И я никуда не пойду. Придумайте что-нибудь. Неужели нет другого выхода?

— Да что тут придумаешь? Ведь это ж не что-нибудь сломалось, а ось, ее не свяжешь веревкой. И новую бог не сбросит нам с неба.

Гюльпери была в совершенном отчаянии.

Надвигалась ночь. В ущелье собирался туман. Стало холодно. Гюльпери металась из стороны в сторону, умоляя извозчиков:

— Сделайте что-нибудь. Неужели нам придется ночевать здесь?

Но те только разводили руками.

Нуреддин сидел в фаэтоне рядом с Гюльпери и напряженно думал, как бы помочь беде.

— Послушайте, — сказал он вдруг, — в фаэтон со сломанной осью впряжены четыре лошади. Навьючьте на них вещи и поедем. Один из вас пусть останется здесь, а мы из деревни пришлем людей на помощь.

Предложение это все одобрили. Особенно рада была Гюльпери. Тотчас же навьючили лошадей и тронулись а путь.

Самая опасная часть дороги была еще впереди. На протяжении восьми верст она шла густым лесом. Когда доехали до первых деревьев, стало уже совсем темно.

Джафар с навьюченными лошадьми ехал впереди, а за ним покачивался фаэтон, в котором сидели госпожа и Нуреддин. Гюльпери дрожала от страха. Мальчик не был труслив, но и ему стало жутко в темном лесу. Кругом было тихо — ни шороха, ни шелеста листьев, и от этой тишины еще больше напрягались нервы.

Вдруг раздался жуткий вопль. Нуреддин вздрогнул, а Гюльпери вскрикнула и забилась в угол. Извозчик поспешил успокоить ее:

— Не бойтесь, госпожа, это сова кричит.

— А, чтоб ей пусто было! Какой противный голос! — облегченно вздохнула насмерть перепуганная женщина.

До опушки леса оставалось всего версты две, как вдруг какой-то всадник, поставив своего коня поперек дороги, преградил путь Джафару.

— Стой! Слезай на землю!

И он направил на Джафара дуло винтовки.

— Господин Амираслан, не стреляйте! Это я! — крикнул Джафар.

— Джафар, ты?

— Да, господин, это я.

Всадник опустил винтовку и подъехал к Джафару.

— Чья это поклажа?

— Госпожи Гюльпери. Да вон и она сама в фаэтоне. У нас несчастье случилось. В городе ждали, ждали дедушку Имамверди, так и не дождались. Без него и поехали. Потом ось сломалась, вот и пришлось вещи навьючить на лошадей.

— Ну, ты ступай вперед, а я поеду рядом с фаэтоном,— сказал Амираслан и пришпорил коня.

Увидев всадника, скачущего навстречу, Гюльпери испугалась и закричала:

— Ой, попали в западню!

— Не бойтесь, сударыня! Наверное, это кто-нибудь из ваших родственников встречает вас, — сказал извозчик, стараясь успокоить ее.

Амираслан подъехал к фаэтону и громко крикнул:

— А что, кузина, если я вас ограблю, отниму все ваши вещи?

Услышав знакомый голос, Гюльпери обрадовалась:

— Амираслан! Как хорошо, что ты приехал! Где же отец? Он должен был нанять фаэтон и встретить нас. Получил ли он мое письмо? Не случилось ли с ним чего-нибудь? Он даже не известил меня...

— Я и не знал, что вы должны приехать, — сказал Амираслан. — Я выехал из дому рано утром, дядю, наверное, задержало то, что тут недалеко смыло мост через реку. Джафар мне уже рассказал о ваших приключению. Ты везешь с собой столько вещей, что, наверное, уже не вернешься в город, и хорошо сделаешь. Человек должен быть хозяином своего слова.

Чтобы переменить разговор, Гюльпери сказала:

— Разве ты не видишь Нуреддина?

Амираслан только теперь заметил мальчика. Он понял намек Гюльпери.