С каждым днем Гюльпери становилась все несносной.
Старый слуга, проживший в доме Гаджи-Насира больше десяти лет, не выдержал вздорного характера новой хозяйки, рассчитался и ушел. Давным-давно уволилась бы и Бахар, но эта сердечная и добрая женщина помнила покойницу Халиму, ее предсмертную просьбу заботиться о сыне, и ради нее и Нуреддина терпеливо переносила все нападки Гюлъпери.
Гаджи-Насир видел все это и горько жалел о том, что женился вторично. Чтобы не слышать криков Гюльпери, он рано утром уходил на базар в свою лавку и возвращался домой поздно вечером. И торговые дела, которые теперь приносили одни убытки, и домашние раздоры подтачивали его здоровье. Он таял, как свеча.
Нуреддин большую часть дня проводил в школе.
— Погоди, не сегодня-завтра умрет старик, и я стану полновластной хозяйкой. Тогда ты и одного дня не останешься в школе! — кричала ему Гюльпери.
Около года продолжалась эта жестокая тирания. Однажды, когда Нуреддин вернулся из школы, Гюльпери начала бить его за то, что он будто бы поздно пришел. Как раз в это время вошел Гаджи-Насир. Он отнял Нуреддина у разъяренной жены и с гневом сказал:
— Неблагодарная! Я избавил тебя от нищеты, женился на тебе для того, чтобы ты заменила мать моему ребенку, а вовсе не для того, чтобы ты стала его палачом. Клянусь святым прахом Халимы, что я и одного дня не потерплю тебя в своем доме. Сейчас же разведусь с тобой.
С этими словами он ушел на базар. А через полчаса кто-то прибежал оттуда со страшной вестью: Гаджи-Насир умер в лавке от разрыва сердца. Немного погодя принесли его похолодевшее тело.
Сильнее, чем смерть отца, Нуреддина поразило бесстыдное притворство, лицемерие Гюльпери. Она рыдала, била себя по голове, царапала ногтями лицо, бросалась на тело мужа. Мальчик понимал, что она давно ждала этой смерти и в душе была рада ей. Он котел сказать об этом всем соседям и знакомым, собравшимся на похороны, но вспомнил завет отца: «семейные секреты никогда не следует открывать посторонним людям» — и промолчал. Забившись в угол, он с ненавистью, смешанной с удивлением, смотрел на Гюльпери, проливавшую обильные слезы. Он даже не плакал. Ему не хотелось быть похожим на нее. И все, кто не знал его страданий, сочли его бессердечным, бесчувственным сыном, а лицемерную Гюльпери — любящей и преданной супругой.
Похороны отца показались Нуреддину тяжелым сном.
Через три дня после смерти Гаджи-Насира Гюльпери разбудила Нуреддина ранним утром, поцеловала его, дала ему денег и сказала:
— Не надо забывать об ученье, сынок. Иди в школу. После уроков можешь погулять с товарищами. Тебе надо немного рассеяться. Нынче придут должники отца, и я весь день буду занята с ними. Вставай скорее!
Мальчик очень обрадовался, быстро оделся, взял сумку с книгами и побежал в школу. Всю дорогу он ломал себе голову:
«Почему вдруг она стала такой доброй? Если бы она была такой с самого начала, отец не умер бы от разрыва сердца. Интересно, что заставило ее так перемениться ко мне? Жалко ей меня, что ли? Или она боится Имамверди? Он хороший старик и очень меня любит. И долго ли она будет так ласково обращаться со мной? Боюсь, уедет Имамверди, и она опять начнет бить меня. А мне и пожаловаться теперь некому... Одной Бахар, но Гюльпери, наверно, прогонит ее.» С такими невеселыми думами дошел он до школы.
Нуреддин был прав. Гюльпери неспроста переменилась к нему. Она знала, что все имущество Гаджи-Насира перейдет по наследству к сыну, а так как он еще не достиг совершеннолетия, будет назначен опекун. Хитрая женщина надеялась стать его опекуншей, и это ей удалось.
Она рассчитывала, что Нуреддин получит в наследство большое богатство. Но после того, как подсчитали и уплатили все долги, осталось совсем немного денег, дом, драгоценностей тысяч на двенадцать да домашние вещи, перешедшие к Нуреддину от покойной матери.
Когда мальчик вернулся из школы и Гюльпери сказала ему, что ее назначили его опекуншей, он понял, почему она с ним так ласкова, и это не утешило его. Бахар это заметила и попыталась подбодрить его:
— Не бойся, пока ты жив, ей и прикоснуться не позволят к твоей копейке. И она уже не будет тебя мучить, потому что иначе ее лишат права быть твоей опекуншей.
Эти слова обрадовали Нуреддина, тем более, что в первые месяцы после смерти отца они оправдались. Гюльпери и в самом деле не мучила его, была даже добра к нему. Но ее лукавое притворство не могло обмануть Бахар. Она, хоть и успокоила Нуреддина, сама очень встревожилась. Она нисколько не верила в то, что Гюльпери действительно переменилась и подобрела. Во всех поступках вздорной женщины она подозревала тайный умысел и внимательно следила, как бы та чего не сделала с Нуреддином.
Читать дальше