Леони Мейергоф - Пентезилея. Книга для женщин в часы мужененавистничества

Он отправился на берег Илисса, стал на колени, чтобы освежить лицо, снял сандалии и опустил пылающие ноги в воду.

Медленно заходило солнце за горизонт, и огненные блестки его ложились пятнами на узкой полосе воды.

Затем он отправился дальше, взбираясь кверху и вдыхая медленно охлаждающийся вечерний воздух.

Вдруг в выступе скалы ему блеснули величавые, правильные колонны мраморного храма, освещенные солнечным закатом.

Он вошел в него и мечтательно стал бродить между колоннами. Внезапно он очутился перед мраморной статуей Зевса, покоившейся на постаменте высотой в рост человека.

Опираясь на свой скипетр в виде громовой стрелы, бог, казалось, мечтательно глядел на вечернюю зарю, сиявшую между колоннами и образовавшую в промежутках как бы второй ряд огненных колонн.

— Дай мне ее снова увидеть — или забыть! — шептал Клит, простирая руки к бородатому властителю неба…

Вдруг он услышал легкие шаги и поспешно спрятался за постамент. Быстрым взором он узнал Фрину. Роскошные волосы ее были теперь приведены в порядок. Длинная одежда при ходьбе ложилась волнами у ее ног. К груди она прижимала руки, полные разноцветных роз.

Дойдя до статуи бога, она внезапно уронила руки, и розы с шуршанием упали на мраморный пол.

— Могущественный Зевс! — услыхал Клит слова девушки, произнесенные вполголоса и прерываемые взволнованным дыханием ее. — Сегодня я пришла к тебе, а не к Афродите. Ведь ты знаешь, почему я пришла…

Я хотела бы узнать от тебя, который знает все, правда ли, что я грешница, как это утверждают мои обвинители.

Почему меня обвиняли? Разве я грешнее их? Почему меня оправдали? Потому ли, что нашли невинной?

Мгновение все было тихо. Последний яркий солнечный луч пробрался наискось через колонны и осветил их верхушки нежным золотым сиянием.

— Не ухмыляйся, могущественный! — прошептала Фри-на. — Я хочу говорить серьезно — поэтому я пришла к тебе. Почему все улыбаются, когда меня видят? Почему улыбается даже мой добрый друг Пракситель — за исключением тех случаев, когда я отказываю ему в ласках?

Почему вы только тогда велики и серьезны, когда вы между собой, мужчины? Как только мы появляемся, вы становитесь насмешливы и игривы. Вы думаете, это нам нравится?

Когда Семела желала тебя постичь во всем могуществе, она устала видеть тебя смеющимся тем смехом, который равняет тебя с самым ничтожным из богов — с Фавном.

Чего хотели афинские мужи, обвиняя меня, и чего они хотели, оправдав меня? Если я грешница — то стала ли менее грешной оттого, что они нашли меня красивой? Разве правосудие только для мужчин? Разве Фемида опускает повязку с глаз, когда перед ней стоит женщина?

Если я виновна, великий Зевс, то скажи это твоим громовым словом!

Снова умолк взволнованный шепот. Даже дыхания не было слышно. Может быть, Фрина прислушивалась, затаив дыхание, в ожидании желанного небесного знамения.

И Клит дышал осторожно, чтобы не выдать себя — с трудом, так как его сердце сильно билось.

Каждое слово, которое он слышал, пробуждало в нем хаос мыслей и чувств. Страстно старался он найти в себе хоть одну ясную мысль, которую мог бросить, как золотую петлю над головой Фрины, чтобы привлечь ее к себе.

И вдруг в тишине, полной ожидания, раздался голос Фрины, не шепот, как раньше, а ясный, сильный и торжествующий голос.

— Грома нет! — воскликнула она. — Нет, я не грешница, перед тобой я не грешна! Ты так же мало можешь быть моим судьей, как и афинские мужи. Ты не сочтешь и не укажешь моих друзей без того, чтобы я не сочла всех твоих подруг!

Нет, Зевс — нет никого, кто бы мог осудить меня, если даже ты этого не можешь сделать. Если ты, мужчина и бог, отказываешься от отречения — как хочешь ты ожидать этого от меня, слабой женщины?

Накажи меня, если я порочна. Ты не лучше меня. Возьми мои розы — в другой раз я принесу тебе в жертву еще голубей, как я это делаю для Афродиты.

Клит услыхал, как она склонилась, чтобы привести в порядок цветы. Он понял, что не должен дольше медлить. Смелая мысль блеснула в его мозгу, Он вышел из-за статуи и остановился перед коленопреклоненной девушкой, которая вскочила с заглушенным криком испуга.

— Я — Зевс, — сказал он ей с величавым спокойствием. — Отдайся мне, чтобы я простил тебе твои грехи, дочь земли!

Ее первый порыв к бегству прошел. Быстрым взглядом она окинула тонкое, правильное лицо юноши и остановилась на его юных чертах. В ее взгляде промелькнуло скрытое лукавство.