Евдоким Тыртов - Анекдоты о императоре Павле Первом, самодержце Всероссийском

Что пользы в том, говорит один писатель, что государь не утесняет и не мучительствует? Но граждане утесняют граждан. Своевластие каждого из них, ежели оно не обуздано, столько же страшно, как и своевластие государя. Везде личная корысть препятствует пользе общей; все подрывают благосостояние другого для выгод собственных; всех страсти между собою сражаются. Правосудие долженствует всему оному противоборствовать и отвращать таковую необузданность.

Следовательно, при нем был суд не мздоимный, не лицеприятный, не излишне спешный, ни весьма медленный; не нужно было покупать решения дарами; не нужно было исторгать их докучными просьбами. Вредное злоупотребление умножило число тех дней, в которые судилища затворялись, как будто бы во дни сии запрещено было богатому похищать, сильному притеснять, немощному ощущать свои страдания. На раздоры и преступления время текло беспрестанно, а на восстановление благоустройства течение его прерывали. Император исправил оное злоупотребление. Он думал, что воздаяние правого людям суда и в самые освященные дни не может быть провидению неугодно; и время, сие святейшее сокровище, возвратилось, как казалось, Отечеству.

Упражняясь во всеобщем правлении, умел он находить часы и на то, чтобы самому судить дела граждан.

Сострадательная благость Павла Первого во всех чинах государственных представляла себе только многочисленное общество друзей и сродников.

Сколько раз видели его нежно болезнующего об общих нуждах, помоществующего им щедротами и, чтоб узнать их, проникающего своим присутствием даже во внутренность семейств!

Для утешного отдохновения от трудов составлял он приятные зрелища и забавы, исхищая бедного от самого себя; прерывал он чувствования страданий его или заглаждал в его мыслях по крайней мере на несколько часов воображение тех благих, коими не может наслаждаться.

При Павле Первом и самая низкая порода не исключалась от должностей и достоинств государственных.

Для различия чинов соображался он с предрассудками; но для уважения истинных в человеках качеств рассматривал он собственно человека.

Руки, оравшие землю, управляли при нем и жезлом повелительства над полками телохранителей своих.

Союз с добродетелью, думал император, не может оскорбить достоинство обладателя Севера.

Император, обмекая, так сказать, граждан во всех состояниях, низводил взор свой и на тех, которые довольно уже были несчастны.

Мудрые его законы разврат удерживали; но пример его был первым законом.

Из книги «Достопамятный год жизни Августа Коцебу».

C'eft a prefent un de mes meilleurs fujets.

Есть великие люди единственно своими добродетелями; но Павел Первый определен был, чтобы также прославиться добродетелями. Россия спешила пользоваться благостью неба и определила Павла Первого к защищению правосудия.

Во всяком государстве есть особливое общество для сохранения законов, которое имеет старание об исполнении оных между гражданами, которое об них напоминает владельцу, коего смелая и мудрая ревность вспомоществует порядку государственному, и коего священная власть присутствует в гражданском порядке: надлежит, чтоб в сем обществе находился человек, который бы представлял отечество, который бы наблюдал его пользу и представил бы оную пред очи судей; которой бы следовал движению всех толико многочисленных пружин, которых согласие производит всеобщий порядок. С какою ревностью и притом с каким проницанием император разбирал законы!

Умеренные дарования медленно совершаются; а великие люди соделываются вдруг, и не происходят по степеням, которые есть знаки нашей слабости.

В 1780 году, будучи еще великим князем всероссийским, объехал он часть Европы, сотовариществуемый светлейшею своею супругою, великою княгинею. Проехав Польшу, Австрию, Италию, возвратился в Петербург чрез Францию и Голландию. Путешествие сие продолжалось 11 месяцев; повсюду оказывался он кротким, снисходительным, скромным, любопытным обозревать все и научаться заслуживающему внимания, более занимающимся отражать воздаваемые всенародно почести, нежели приобретать оные.

«Охотно бы я продолжал (говорит он в своем прошении императору) усердную мою службу, если бы телесные немощи, производя в действо их и над душевными дарованиями, не ослабили до крайности память и другие способности, к добру и успешному дел производству необходимо нужные. В таковом положении дерзаю прибегнуть к такому же самому великодушию, с каковым благоволили вы взыскать меня не по мере службы моей и проч.»