Евдоким Тыртов - Анекдоты о императоре Павле Первом, самодержце Всероссийском

По совершении воспитания, то есть при бракосочетании его императорского высочества, граф Панин со многими знаками монарших щедрот был еще удостоен письмом, которое ее императорское величество изволила писать собственною рукою тако:

«Граф Никита Иванович! Совокупные важные ваши труды в воспитании сына моего и притом в отправлении дел обширного иностранного департамента, которые вы несли и отправляете с равным успехом столько лет кряду, часто в течение оных во внутренности сердца моего возбуждали чувства, разделяющие с вами все бремя сих силу человеку данну исчепающих упражнений; но польза империи моей, по горячему моему всегдашнему попечению о благом устройстве всего мне от власти Всевышнего врученного, воспрещала мыслить прежде времени облегчить вас в тягостных упражнениях, доверенностью моей вам порученных; ныне же, когда приспела зрелость лет любезнейшего сына моего и мы на двадцатом его году от рождения с вами дожили до благополучного дня брака его, то, почитая по справедливости и по всесветному обыкновению воспитание великого князя само собою тем оконченным, за долг ставлю при сем случае изъявить мое признание и благодарность за все приложенные вами труды и попечения о здравии и украшении телесных и душевных его природных дарований, о коих, по нежности матерней, любви и пристрастию, не мне пригоже судить. Но желаю и надеюсь, что будущие времена в том оправданием служить имеют, о чем Всевышнего ежедневно молю усердно. Окончив с толиким успехом, соединенным с моим удовольствием, важную таковую должность и пользуясь сим утешением, от нее вам происходящим, обратите ныне с бодрым духом все силы ума вашего к части дел империи, вам от меня вверенной и на сих днях вновь подтвержденной, и доставьте трудами своими согражданам вашим желаемый мною и всеми твердый мир и тишину, дабы дни старости вашей увенчаны были благословением Божьим благополучия всеобщего после бесчисленных трудов и попечений. Пребываю вечно с отменным доброжелательством. Екатерина».

Слава Екатерины принадлежит ей самой. Генрих IV был царь премудрый и благодетельный; но Сюлли стоит подле него: история освещает их одним лучом славы. Людовик XIV гремел в Европе, возвеличил Францию; но Кольбер, первый министр в мире, был его министром. Екатерина, законодательница и монархиня, подобно Петру, образовала людей; но сии люди жили и действовали ее душою, ее вдохновением, сияли заимствованным от нее светом, как планеты сияют от Солнца. Она отличала некоторых, и сие отличие было мерою их важности.

Таким образом, видели мы при Екатерине возвышение человека, которого нравственное и патриотическое достоинство служит еще предметом споров в России. Он был знатен и силен; следственно, не многие могут судить о нем беспристрастно: зависть и неблагодарность суть два главные порока человеческого сердца. Но то неоспоримо, что Потемкин имел ум острый, проницательный, разумел великие намерения Екатерины и потому заслужил ее доверенность. Еще неоспоримее то, что он не имел никакого решительного влияния на политику, внутреннее образование и законодательство России, которые были единственно творением бессмертного ума Екатерины. Ее министры исполняли только волю ее — и Россия имела быть управляемою одним великим гением во все долговременное царствование Екатерины.

О монархи мира! Екатерина и жизнью и смертью своею служила вам примером: так царствуйте, чтобы смертные обожали вас; и видя, с каким умилением, с какою трогательною любовью доныне говорят россияне о Великой, будьте уверены, что народы чувствительны и благодарны против царей добродетельных и что память ваша, если вы заслужили любовь подданных, пребудет вовек священною.

Петербурга и Варшавы.

Устраняя благоденствие подвластных народов, император Павел Первый в духе своем поражал восторги о дивных и беспримерных успехах своего царствования. Слава его подвигов гремела по всем странам Европы и Азии; им совокупленный и отчасти просвещаемый, им благоденствующий народ истинно его любил. Он был творец в свое царствование нашего счастья; и был ли кто из смертных толико, как он, благополучен и столь знаменит на престоле?

Не довольно того, что себя лишал он сокровищ, но имел твердость отказывать в том другим, чего давать не имел он права. Он знал, как охранять себя от щедрости, которая нередко бывает пороком душам великим и которой обольщение тем опаснее, что она иногда бывает подобна добродетели и для счастья одного человека иногда тысячи погружает в несчастье.