Чарльз Сноу - Лакировка

Селия уже рассмеялась своим безудержным чувственным смехом.

— Ну а сын? — спросил Поль.

— Его она тоже ненавидела. И продолжает ненавидеть. Своего единственного ребенка.

— Прямо страсти королевских династий. Чересчур свирепо для обыкновенных людей вроде нас! — Поль наклонился к Селии, но тут же извинился, что перебил Хамфри.

— Это все, что мне приходилось слышать от самой Мэдж. Известно, что она снова вышла замуж, едва Макс с ней развелся. За Эшбрука. Все всегда говорили, что это была идиллия. Один из чудо-браков двадцатых годов. Созданы друг для друга, говорили все. Когда он внезапно умер, все говорили, что горе совсем ее подкосило. Возможно, я излишне подозрителен, но у меня есть кое-какие сомнения. А одно я совершенно случайно узнал наверное: пока публика умилялась идеальному браку, она была в связи, и в долгой связи, с Хэлом Хилмортоном. Отлично замаскированной, как и все похождения старого лиса. Вы его, наверное, не знали. Правда, он умер не так уж давно. Но вам было бы с ним интересно. А вы ему понравились бы, — сказал он Селии. Это был комплимент, но, подумал Хамфри, возможно, не такой уж далекий от истины.

Им было уютно сидеть в темноте и обсуждать леди Эшбрук поры ее расцвета. Ужас смертельной болезни отступил на задний план, рассеялся. Эмоциональный шок не мог длиться долго, хотя Хамфри и Поль были более устойчивы в своих чувствах, чем многие другие.

А как жила Мэдж после смерти второго мужа? А! Были и другие любовники — до самой старости. Во всяком случае, ему доводилось слышать легенды не о случайных связях, а о двух-трех романах, каждый из которых те или иные авторитеты с непоколебимым убеждением и в полном противоречии друг с другом объявляли великой любовью всей ее жизни. Это выражение, заметил Хамфри, на протяжении многих лет сопровождало Мэдж Эшбрук, хотя теперь оно давно уже вышло из употребления.

Темнота и их подтолкнула на признания… нет, не на признания, но на первые шаги откровенности. Поль никогда не был женат, но Селия была замужем и юридически все еще состояла в браке.

— Он от меня ушел. Года два назад, — сказала она.

— По взаимному согласию? — спросил Хамфри.

— Нет, он меня просто бросил, — ответила она без колебаний. — Я не сбежала, как леди Эшбрук. Возможно, для моего самолюбия это было бы лучше. — Потом она добавила: — Кстати, подонком он не был. Или я и сама подонок.

Хамфри сказал ей, что его первый брак был катастрофически неудачным. Дети?

— Двое от второй жены. Сын — врач в миссионерской больнице, дочь занимается социальной работой.

— А у нее есть дети? — спросил он Селию. Один сын, ответила она. Собственно говоря, ей уже пора домой. Ему шесть лет, но у нее есть кому присмотреть за ним.

Хамфри стоял в дверях парадного и глядел, как они рука об руку идут к дому Поля — так же, как они шли, когда он встретил их в начале вечера. После долгого привычного поцелуя под фонарем она села в машину и уехала. До того, как он узнал про ее сына, Хамфри полагал, что она останется ночевать у Поля. Но, во всяком случае, у них было все до того, как они пришли к нему, решил он с полной уверенностью. Они словно отсвечивали сытостью недавнего удовлетворения. Он подумал уже не с такой уверенностью, что, пожалуй, они в первый раз переспали без долгого предварительного знакомства, не говоря уж о старомодном ухаживании, и только теперь узнавали и открывали для себя друг друга в человеческом плане. И, по-видимому, между ними начинались какие-то трения.

Хамфри был бы рад, если бы Поль вернулся. Он с удовольствием поговорил бы еще. Но и один он снова пошел в сад. В сущности — эта мысль была не слишком приятна, но перед собой он не притворялся, — он немножко завидовал Полю. Не из-за Селии. Вовсе нет. Не завидовал он — ну разве чуть-чуть — и молодости Поля. Приятно, что эти двое старались держаться так, чтобы он не почувствовал себя старым. Но если бы они и не были настолько тактичны, у него все равно не возникло бы такого ощущения.

Существуя в каждую данную минуту, шестидесятилетние ощущают себя точно такими же, как эти двое, хотя хронологически они и моложе на тридцать лет. Умозрительно Хамфри сознавал, что хронологически ему остается прожить от силы лет двадцать. Но это представлялось странно нереальным. Как и всем его сверстникам (насколько он мог судить), если они были здоровы. Все люди, включая и самых молодых, живут, имея в перспективе неминуемую смерть, и никто этому не верит.

На мгновение Хамфри вспомнил леди Эшбрук. Наверное, и она ощущала себя так же всего месяц назад. А может быть, и сейчас — от минуты к минуте?