«Только этого не хватало! — возмущался Мануэль. — Но, — рассуждал он, — выйдет же она в конце концов из дому. Вот тогда–то я и начну разговор».
Время от времени Мануэль спрашивал Хесуса:
— Как дела в типографии?
— Все хорошо, — обычно отвечал тот.
Хесус питался вместе с ними и спал в комнатке на чердаке, где Игнасия устроила ему постель.
В тот день, когда Мануэль почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы выйти на улицу, он сразу же отправился в типографию. Но когда он вошел в помещение, там никого не оказалось. «Что за чертовщина?» — подумал он.
Из внутреннего дворика доносились чьи–то голоса. Он выглянул в окно, чтобы узнать, в чем дело. Трое наборщиков, Хесус и мальчик–подмастерье, в странных одеяниях расхаживали по двору и что–то пели. Шествие открывал мальчишка, на голову которого была напялена огромная воронка; в руках он держал сковороду и время от времени громко в нее колотил. За ним шел один я наборщиков, одетый в женскую юбку; грудь его был прикрыта какими–то лохмотьями, а на руках лежало обыкновенное полено, обернутое в белое полотно, что должно было, видимо, изображать ребенка. Далее следовал Хесус в бумажной далматике и в берете с ремешком, пропущенным под подбородком. За ним шествовал другой наборщик с метлой, которая заменяла копье, и замыкал процессию третий наборщик, опоясанный деревянным мечом.
Все окна, выходившие во двор, облепили женщины, желавшие посмотреть эту необыкновенную церемонию. После исполнения хвалебных песен Хесус взобрался на скамью, схватил мех с вином и стал поливать завернутое в полотно дитя, сопровождая свои действия следующими словами.
— Во имя отца и сына и святого духа, — выкрикивал он, — крещу тебя и нарекаю тебя именем Пьяницы Первого, объявляю тебя королем всех Забулдыг, князем Выпивох, графом Зашибал и повелителем земель Выпивонских.
После этих слов мальчишка начал яростно колотить в сковороду.
— Внимание! — воскликнул Хесус срывающимся голосом.
— Народ Мадрида! Клянешься ли ты защищать в трудный день и час его величество Пьяницу Первого?
— Клянемся, — заорали в ответ все четверо, потрясая в воздухе метлой, мечом и сковородой.
— Признаете ли вы вашим законным королем и повелителем его величество Пьяницу Первого?
— Признаем!
— Клянетесь ли вы пожертвовать имуществом своим и животом своим во славу его величества Пьяницы Первого?
— Клянемся!
— Клянетесь ли вы не пожалеть крови своей в сражениях за его величество Пьяницу Первого?
— Клянемся!
— Клянетесь ли вы не признавать, даже под пытками, никакого другого короля, кроме его величества Пьяницы Первого?
— Клянемся!
— Итак, народ безмозглый, народ паршивый, если вы исполните то, в чем клянетесь, бог вознаградит вас, а если отступите — он с вас взыщет. Аминь! С нами покровитель Выпивонии — вперед, Испания! Смерть неверным маврам! Помните о ваших предках, которые считали за честь умереть и даже подвергнуться поруганию во славу выпивонцев.
— Да здравствуют выпивонцы!
— А теперь приступим к возлиянию! Пусть гремит музыка! Пусть город горит праздничными огнями.
И он своим обычным голосом обратился к мальчишке:
— Валяй за стаканами!
Подмастерье скрылся в типографии; там его перехватил Мануэль и приказал:
— Пойди к этому типу и скажи ему, что я здесь.
Церемония тотчас же прервалась, а рабочие вернулись к работе.
— Красиво, — выговаривал им Мануэль, — нечего сказать — очень красиво! — и разразился проклятиями. — Вам, видите ли, на улицу захотелось. Работа пусть стоит, а вам бы только безобразничать. За это можно и расчет кое–кому дать…
— Дело все в том, что мальчишка вчера сподобился и в первый раз в жизни выпил, — объяснял Хесус. — Вот мы и решили отпраздновать.
— Нашли место, где праздновать. Ну, а теперь — всё. За работу! В следующий раз катитесь куда–нибудь подальше.
Хесус направился к наборным кассам, но, не дойдя, вернулся.
— Давай расчет, — угрюмо сказал он Мануэлю.
— Это почему?
— Я ухожу. Не хочу здесь работать.
— Что за блажь?
— Ты, буржуйская свинья, думаешь только о своих деньгах. Шуток не понимаешь.
— Поосторожней. Никуда ты не уйдешь. А то смотри, залеплю тебе верстаткой по губам. Лентяй!
— Ты плохой товарищ… только и умеешь ругаться.
— Ты тоже хорош, бросаешь меня, когда я болен.
— Ну что ж, подождем, пока выздоровеешь
Игра в кегли, игра в идеи, игра в личности
Читать дальше