Вилли Бредель - Отцы

— Объявляю восемнадцать!

«А Хардекопф? Как примет это тесть?.. Только вчера он говорил, что Бебель на предстоящем съезде металлистов возьмет за глотку Шликке и компанию… Да, как это будет без Бебеля? Черт возьми, беда-то какая…»

— Восемнадцать! — взревел Папке. — Ответишь ты наконец?

— Я играть не буду! — тихо повторил Брентен.

— Ты в выигрыше, ты обязан!.. Нечего сказать — красиво! — крикнул Папке. — Подумаешь, какая чувствительность! Так порядочные люди не поступают.

Брентен молча поднялся, швырнул на стол свой выигрыш — никелевые и серебряные монеты, схватил шляпу и направился к выходу.

— Карл!.. Карл!..

Но Брентен уже был на улице.

Он бежал по Дамторштрассе, все еще надеясь, что известие окажется неверным. Мало ли что сболтнул какой-то статист! Может, все это враки. Брентен посмотрел вокруг себя и не увидел ни малейших признаков обрушившейся на народ беды. На лицах прохожих нельзя было прочесть ничего, словно никакого несчастья не случилось. «Это неправда, — утешал себя Брентен. — Не может этого быть». Мимо прогрохотал трамвай. Смеясь и хлопая в ладоши, женщина бежала за ребенком, который неуверенно переступал своими пухлыми ножонками. Страшно подумать, что будет, если известие подтвердится.

У витрины «Генераль-Анцейгер» стояла толпа. Приблизившись, Брентен заметил, что лица у всех встревоженные, испуганные. Сразу ослабев, он машинально подошел к громадной витрине, где висел плакат, на котором крупными черными буквами было написано:

«13 августа в Цюрихе скончался Август Бебель».

Несколько секунд он безмолвно и пристально смотрел на черные буквы… Никто вокруг не произносил ни слова… и никто не уходил. Толпа росла… Значит, правда! Значит, это правда! Что же теперь? Кто выступит против Шликке? Знает ли уже Хардекопф?.. Бебель умер!.. Должно быть, Пауль тоже этому не поверил. Но что же теперь будет?

Когда Брентен вошел к Хардекопфам, там уже сидели Фрида и Густав Штюрк.

Его встретили молча.

— Какое несчастье! — сказал Брентен.

— Да, Карл, большое, очень большое несчастье, — откликнулся, выходя из столовой, Хардекопф. — Так он и не дожил до окончательной победы.

— Но он знал, что победа близка, — возразил Брентен.

— Что верно, то верно, — заметил Густав Штюрк.

Все они видели Августа Бебеля, слышали его и теперь говорили о нем, как о близком, родном человеке. Снова и снова просили Иоганна Хардекопфа рассказать о собрании в Дюссельдорфе, где он в первый раз услышал Бебеля, о речи Бебеля, посвященной героической борьбе парижских коммунаров.

— Это был рабочий, как я и ты, Карл, но первый рабочий мира, великий руководитель рабочих… Только он — и больше никто — мог дать отпор Бисмарку. Оратор, парламентский деятель, организатор и стратег… Ах, какая потеря! Теперь… — Хардекопф не договорил.

Все молчали. Потом стали вспоминать слова Бебеля, его речи в рейхстаге, на съездах и на Базельском антивоенном конгрессе, состоявшемся в прошлом году.

Брентен думал о стачке судостроительных рабочих. И, сам того не замечая, договорил начатую Хардекопфом фразу:

— Теперь легины и шликке еще больше обнаглеют!

— Мы будем начеку, — ответил Хардекопф.

— Хоть бы еще год прожил!.. — горевал Брентен. — Мне кажется, в будущем году надо ждать больших событий.

— Что верно, то верно!

Старый Хардекопф сказал тихо, как бы стыдясь своих слов:

— Я бы с радостью умер сию же минуту, если бы хоть на год мог продлить ему жизнь.

Паулина с испугом взглянула на мужа.

В один из ближайших вечеров вдруг прибежал Людвиг и, влетев в комнату, положил на стол перед отцом последний номер «Симплициссимуса». Старик удивленно и даже с досадой посмотрел на журнал, потом на сына и спросил:

— Что это значит?

Рабочее движение на страницах «Симплициссимуса» не раз служило мишенью для издевок, выставлялось на посмешище; Хардекопф запрещал приносить «Симплициссимус» в свой дом.

— Прочти, отец! — воскликнул Людвиг срывающимся голосом. — Ты только прочти! Взгляни, что даже тут пишут о Бебеле!

Хардекопф нерешительно взял журнал в руки.

— Вот здесь, сейчас же, на второй странице, — говорил Людвиг.

Над стихотворением, обведенным черной рамкой, стояло два слова: «Август Бебель».

И Хардекопф начал читать.

Прочитав первые строки, он поднял глаза на сына. Тот понимающе кивнул:

— Хорошо, а?

Хардекопф читал…

Украдкой провел он тыльной стороной руки по глазам, и очень медленно, слово за словом, строка за строкой прочитал второй раз все стихотворение. Потом громко позвал: