Дмитрий Милютин - Дневник. 1873–1882. Том 1 [litres]

Мало того: шеф жандармов, стоящий во главе аристократической партии, клонил к тому, чтобы вся знатная и образованная молодежь поголовно была привлечена к военной службе и в случае войны легла целиком на поле битвы; представитель же военного ведомства защищал эту бедную молодежь и желал сохранить ее для разных поприщ гражданской деятельности. Такая перестановка ролей могла бы показаться непостижимой загадкой для всякого, не посвященного в закулисную игру и замаскированные замыслы наших ториев.

6 декабря. Четверг.При докладе моем государю его величество опять заговорил о последнем заседании Государственного совета по делу о воинской повинности. Видно, кто-то возбуждает государя против этой новой реформы. Также зашел разговор по поводу поступившего от великого князя Михаила Николаевича представления об определении снова в военную службу бывшего полковника Генерального штаба Комарова, того самого, который в качестве редактора газеты «Русский Мир» вел дерзкую и неприличную полемику против Военного министерства. Государь отказал, сказав, что, вероятно, великий князь не знал, что это за Комаров. Но в действительности не мог он не знать, кто был редактором «Русского Мира» в то злополучное время, когда великий князь Михаил Николаевич принимал такое деятельное участие в происходившей против Военного министерства интриге.

8 декабря. Суббота.Сегодня, по поводу представленной мною государю записки о приеме в Медико-хирургическую академию в нынешнем году, опять шла речь вообще о той системе, которую проводит с такой настойчивостью граф Толстой. Государь высказал требование, чтобы все ведомства в своих распоряжениях по учебной части сообразовались с общей, уже установленной учебной системой; но я позволил себе возразить, что специальные заведения невозможно подводить под одни правила с университетами и гимназиями. Государь, согласившись, что вопрос этот подлежит еще внимательному обсуждению, заявил намерение собрать особое совещание из тех министров, в ведении которых состоят учебные заведения, прибавив притом, что отлагает это до более удобного времени, когда будет менее озабочен.

В чем же именно заключаются эти заботы? Семейные или государственные?.. Ужели могут озабочивать государя вздорные затеи нескольких безбородых революционеров-пропагандистов, схваченных мужиками где-то под Москвой с глупыми прокламациями и бессмысленными книжками? Конечно, III Отделение, как всегда, раздувает эти пустые истории; но еще более тяжелое впечатление производят на государя доходящие до него выписки из частных писем. Систематически, ежедневно подносимый на прочтение государю подбор всяких клевет и хулы на всё и вся, конечно, не может не влиять на его настроение. Он смотрит на всех с подозрительностью и недоверием, везде видит злоумышление, обман, подлог. «Всего же более огорчает меня, – говорит он, – видеть в числе арестованных – военных офицеров…» Все эти офицеры исключительно отставные; но, к сожалению, многие из них выпущены из военно-учебных заведений только в недавнее время. Жаль эту молодежь, одушевленную добрыми побуждениями, но легкомысленно увлекаемую несбыточными фантазиями. Сегодня должен я был представить государю справку о нескольких таких молодых людях, выпущенных из Артиллерийского училища не более двух-трех лет назад и уже бросивших службу, чтобы свободно производить пропаганду между крестьянами и фабричными.

11 декабря. Вторник.Еще горячее заседание в Государственном совете по делу о воинской повинности. Бóльшая часть заседания была посвящена вопросу о вольноопределяющихся. Вопрос этот более всех других взволновал страсти в так называемой аристократической клике. Мне говорили, что за несколько дней перед этим собирались у графа Шувалова некоторые из принадлежащих к этой партии министров и членов Государственного совета (граф Пален, Валуев, Тимашев и другие). В совещание это был также приглашен – Катков!.. Был также и Победоносцев. Что за странное соединение! И почему Катков является каким-то авторитетом в подобном деле?

Вчера в Комитете министров слышал я кое-что об этом совещании. Сегодня Валуев принял на себя роль посредника и примирителя. Благодаря ему удалось мне войти в некоторый компромисс с противниками проекта: они охотно поддались на уступки, и я, со своей стороны, не видел никакой важности в их условиях. Вообще, нахожу, что они поднимают бурю в стакане воды. Заручившись заранее соглашением с Валуевым и графом Шуваловым, я шел спокойно в заседание и не ожидал больших прений. И действительно, главные матадоры граф Толстой и граф Шувалов открыли заседание явно в примирительном настроении. Мы сошлись на первых же словах относительно допущения в число вольноопределяющихся и таких молодых людей, которые не дошли до 6-го класса гимназии (с отнесением их к 3-му разряду). Граф Толстой удовольствовался сделанной с нашей стороны уступкой в том, что из этой категории молодых людей будут допускаться в вольноопределяющиеся не все, а только выдержавшие некоторый экзамен, уровень которого будет постепенно повышаться, смотря по общему уровню образования в массе нашего юношества.