— Кто вам рассказал о моих анонимных письмах? — спрашивает Провазник, белый как мел.
— Вы сами, мерзавец!
— Я сказал вам? — И на его лице отражается такое глупое удивление, что я отворачиваюсь, чтобы не рассмеяться.
— Вот что я вам скажу, — говорю я, — если что-либо подобное повторится, я вас изобью, как щенка!
И я отхожу от него. Кое-чему я научился и от обер-лейтенанта!
Немного погодя собравшиеся решают сыграть в шестерку. Живописец вынимает из ящика карты и сразу же хватает Пепика за шиворот. Свирепая взбучка. В чем дело? Все «сердца» на картах черной масти вырезаны. Выясняется, что Пепик наклеил их на бумагу и в знак любви преподнес Маринке, дочке портного Семпра.
Игра в шестерку отпадает, чему я очень рад.
Идут разговоры, но все без толку. Я гуляю с Отилией среди клумб. Вдруг она оборачивается, глядит мне в глаза и спрашивает, что со мной. Я смущен, говорю, что ничего, и заставляю себя улыбнуться. Она качает головой и снова повторяет, что со мной что-то неладно.
Она неравнодушна ко мне, это ясно!
Я сижу дома и размышляю. Как ни странно, я спокоен, страх еще не пришел… Но он обязательно придет! Неужели я до сих пор не осознал, что завтра дуэль? Подождем до завтра!
Как рано я сегодня встал! Когда я проснулся, еще не было трех часов ночи. Я не валялся, а сразу вскочил с постели, исполненный решимости.
Не знаю, однако, как убить время. Я уже два раза спускался в сад и снова уходил к себе в комнату. Беру в руки то один, то другой предмет и с раздражением кладу их на место.
Нетерпеливо жду лейтенанта.
Боюсь я или нет? Я взволнован, у меня нервная зевота, но, мне кажется, это лишь от нетерпения.
Лейтенант уже был у меня. Итак, завтра, в шесть утра, в казармах на Градчанах, в каком-то, как он сказал, внутреннем садике. «Итак, тебя вынесут из садика», — говорю я себе и смеюсь этому, словно какой-то неслыханной шутке.
Лейтенант был на редкость учтив. Он даже произнес фразу вроде: «Я был бы рад уладить эту неприятную историю». — «Это ни к чему!» — воскликнул я и сразу же страшно пожалел, хотелось дать самому себе оплеуху. Все-таки я осел! Эх, что там!..
Я пошел в гости к моему приятелю Мороусеку, что живет на Смихове. Во-первых, дома мне было бы не усидеть, во-вторых, Мороусек отличный фехтовальщик и дуэлянт, от него можно кое-чему научиться.
Мороусек — нечуткий человек. Я рассказал ему, в чем дело, а он смеется. Есть люди, которые ни к чему на свете не умеют относиться серьезно. Я попросил его научить меня драться на саблях. Но он утверждает, что за такой короткий срок я ничему не научусь.
— Ого, — говорю я сердито, — ты еще увидишь!
Он взял эспадроны, надел на меня маску и нагрудник и поставил меня в позицию.
— Вот так! Теперь так!.. Нет, не так, а вот этак! Следи за концом эспадрона… Так!
И мой эспадром уже лежит на земле.
— Надо крепче держать его! — смеясь, говорит Мороусек.
— А он тяжелый!
— Сабля будет не намного легче… Ну, сначала!
Через минуту я так устаю, словно поднимал одной рукой наковальню. А долговязому Мороусеку — хоть бы что!
— Отдохни немного, — улыбается он.
Я вспоминаю, что раньше Мороусек был гораздо симпатичнее, и говорю ему об этом.
— Это у тебя от страха, — возражает он.
— Вот еще, я совсем не боюсь, честное слово!
— Ну, так начнем сначала.
Через минуту я опять без сил.
— Надо не слишком усердствовать, — замечает он. — А то ты завтра не сможешь рукой шевельнуть. Оставайся у меня на обед и на ужин, время от времени мы будем еще тренироваться, но совсем понемногу.
Я все равно не собирался уходить. Жена Мороусека смотрит на нас, думая, что мы развлекаемся, и улыбается. В этой семье надо всем смеются!
Незадолго до обеда Мороусек спросил у меня, хорошо ли фехтует Рубацкий. Я не знаю.
— Все равно, ты должен научиться стремительному и внезапному выпаду. Или — или! — И Мороусек снова напяливает на меня нагрудник. Я надеваю его с неохотой.
Отличный прием этот стремительный и внезапный выпад! Но мне он никак не удается, он у меня и не стремителен, и совсем не внезапен! Что поделаешь!
— Обедать! — зовет жена Мороусека, и я радуюсь этому.
Я с трудом держу ложку, рука у меня дрожит, и я проливаю суп. Мороусек смеется. Погоди, завтра будешь стоять над израненным другом. Я почти хочу, чтобы обер-лейтенант сильно порубил меня, пусть Мороусек поплачет!
В течение дня Мороусек еще два раза заставляет меня фехтовать. Я как безумный колю и рублю воздух и Мороусека, потом падаю в маске и нагруднике на пол и не хочу вставать.
Читать дальше