Петр Радченко - На заре

Дарья потихоньку вышла.

Прошло несколько дней с тех пор, как Наумыч положил на себя зарок не курить больше, но кашель еще сильнее стал бить его, а по ночам совсем не давал покоя. Улучив удобное время, он потихоньку направился к берегу Кубани, к причалу, спустился по ступенькам к водоплеску, завернул налево и, прихрамывая, пошел по каменистой кромке берега, стал шарить в густых зарослях бузинника, росшего под кручей.

Вверху, на обрыве, вдруг появился Виктор. Увидев деда, спросил:

— Чего вы там ищете, дедусь?

Наумыч поглядел на него из-под широких бровей и, продолжая разгребать траву, недовольно буркнул:

— Вчерашний день.

Виктор молча скрестил на груди руки, стал наблюдать за дедом.

Наумыч, наконец, нашел кисет с люлькой, схватил его и, широко улыбаясь старческим лицом, невольно произнес вслух:

— Сердешные! Как же вы тут без меня?

Виктор улыбнулся. Наумыч тут же набил люльку табаком, крикнул внуку:

— Кинь мне свои серники [97] Серники — серные спички. — прим. Гриня !

Виктор бросил ему коробку спичек. Наумыч закурил, затянулся, легко вздохнул, и глаза его засветились радостной улыбкой. Подойдя к ступенькам, он медленно стал подниматься.

Вернувшись в хату, Виктор сел у окна и, подперев щеку рукой, задумался. Мать бросила на него обеспокоенный взгляд.

— Зачем тебя кликал Корягин?

Виктор молчал. Мать села у печки, принялась латать кофту. Глаза ее поминутно останавливались на сыне. От волнения она ничего не видела: иголка то и дело колола ее пальцы.

Стуча деревянной ногой, в кухню вошел дед, уселся на сундуке и, дымя люлькой, расправил шершавыми пальцами седую прокуренную бороду, взглянул на сноху и внука.

— Вы чи не погрызлись?

— Витя у Корягина был, — тихо промолвила Мироновна.

Зрачки Наумыча расширились.

— О чем тебя спрашивал председатель?

— Про батю, — ответил Виктор.

— Так-так, — пробормотал дед. — Не мешай мешать. Значит, он уже догадывается, что батько твой чурается [98] Чураться — боязливо избегать общения с кем-нибудь; избегать сторониться чего-нибудь. — прим. Гриня его. Это нехорошо. — Наумыч потупился, потом снова обратился к внуку: — Ну, а ще о чем у вас был разговор?

— Снова в ЧОН приглашал.

— Ну, а ты?

— Отказался, — Виктор поморщился. — Все через батю. Они ж путаются с Молчуном и Бородулей. Каждый день к ним шляются. И что у них там за дела такие?

— Ты прав, — согласился с ним дед. — У этого Молчуна, мабуть, пшено зарыто в хате. Ходит он туда не зря. Душа моя чует. — Он задумался и, пыхтя люлькой, заметил как бы про себя: — Да… не мешай мешать.

— Не понимаю, что бате нужно? — с досадой сказал Виктор. — Только пришли из Красной Армии. И опять начали мутить воду.

Дед безнадежно развел руками.

— Ты же знаешь, какой характер у твоего батька.

— Но сейчас не то время, чтобы поддерживать таких, как Молчун и Бородуля.

— Люди, конечно, уже поняли, что правда на стороне Советской власти, — отметил Наумыч и, помолчав, оговорился: — Хотя еще и не совсем ясно, чем все это кончится.

— Советскую власть не сломить! — убежденно заявил Виктор. — Народ пошел за нею потому, что она дает ему все, освобождает от векового гнета.

— Это-то так, — сказал Наумыч, — но ты держись пока золотой середины: не мешайся ни к тем, ни к другим.

— Если бы не батя, я давно был бы в ЧОНе, — откровенно заявил Виктор.

В сенцах скрипнула дверь, и в кухню вошел Лаврентий. Мироновна напустилась на него.

— Где ты блукаешь? Все путаешься с Молчуном да с Бородулей?

— Доблукается, — недовольно бросил Наумыч. — И с ним может статься то, что с другими казаками в эту ночь.

— А что такое? — сверкнул Лаврентий глазами.

— Зараз Корягин вызывал Витю в ревком, — сообщила Мироновна. — Того и гляди, за тобой придут!

Лаврентий метнул взгляд на сына.

— Чего ему нужно?

Виктор рассказал о о своей беседе с председателем.

— Пойми, Лавруха, куда гнешь! — осуждающе заметил Наумыч. — Корягин не дурак, и он не хочет тебе зла. А ты все к богатеям клонишься.

— Выходит, мне и с людьми нельзя встречаться? — вспылил Лаврентий. — Да какое кому дело, у кого я бываю?

— Не ерепенься! — осадил его Наумыч. — Негоже так, Лавруха, негоже. Зачем тебе встревать в грязные дела Молчуна и Бородули? Что они тебе? Неужели не видишь, как бьют белых?

— Не вашего ума дело, папаша! — со злостью огрызнулся Лаврентий. — Вы же ничего толком не знаете. Сейчас белым заграница помогать будет.