Петр Радченко - На заре

Снова поднялся шум.

— Чего вы, хлопцы, смеетесь? — обиделся Вьюн. — Неграмотный я. Может быть, мне давно это слово запало в душу, а вот ясности нету.

— Теперь много всяких слов непонятных, — вставила курносая дивчина, сидевшая рядом с Клавой. — Таких, как империялизма и социализм.

— Эх ты, «империялизма»! — бросил с усмешкой Вьюн. Я и то слова эти знаю. Ишо в Таманской слыхал.

— Что ж это за слова? — подзадорил его Леонид. — Может, объяснишь?

Вьюн горделиво взглянул на Корягина, потом на Ивана Градова, внимательно слушавших разговор, шмыгнул носом и наморщив лоб, ответил:

— Империализм — это богатеи и бедные, а социализм — это когда не будет ни богатеев, ни бедных. Что, не так?

— А кто ж будет тогда? — спросила Фекла Белозерова. — Безлюдье, чи шо?

Вьюн набрал побольше воздуха и разом выдохнул:

— А безлюдья тогда не будет никакого! Люди промеж себя будут равные, как родные братья. Во!

— Ничего не скажешь, в самую точку попал, — похвалил его Корягин. — А про комсомол мы тебе сейчас растолкуем. — Он скользнул прищуренными глазами по сидящим. — Ну, так кто объяснит Вьюну, что такое комсомол?

— Я! — вызвался Леонид и, поднявшись, сказал торжественно: — Комсомол — это коммунистический союз молодежи, верный помощник большевистской партии.

— Понял теперь? — обратился Корягин к Вьюну.

— Понял! — улыбнулся парнишка. — Все ясно. И ежели что, то первого меня в комсомол пишите.

— Дядя Петро, а когда нам в ревком прийти насчет ячейки? — спросил Леонид.

— Да хоть завтра, — ответил Корягин. — А для начала, ну вроде первого задания, поручаю вам привести в порядок братскую могилу, что на церковной площади. Совсем она запустела, разрушилась, а в ней ведь наши братья, отцы, матери, которые отдали свою жизнь за то, чтобы нам жилось лучше.

— Сделаем! — дружно пообещали парни и девушки.

Фекла Белозерова вспомнила о погибшем муже, заплакала. Клава обняла ее, прижалась щекой к щеке.

— Успокойтесь, мамо! Не плачьте!

Корягин простился со станичниками, сел на коня и, слегка стегнув его плетью, поехал в сторону дамбы.

— Этот не такой, как был Мартын Гречка, — одобрительно кивнул Иван Градов. — Наш.

Вьюн долго глядел из-под руки вслед председателю и, когда тот скрылся за деревьями, подумал: «Таким и мой батько был бы теперь!..»

Корягин выехал на дамбу, погнал коня в намет [45] Намет — у казаков — ход, аллюр лошади галопом. — прим. Гриня . Переехав мост, он увидел плотников, работавших за околицей у ветряка. В улице верхом на каурой лошади ему попался навстречу Ропот, широкоплечий мужчина лет сорока, с мускулистыми дюжими руками. Выбритое лицо его было покрыто густой сеткой красных прожилок.

— А я хотел к тебе заглянуть, Логгин Прокофьевич, — придерживая Кристалла, сказал Корягин. — Куда путь держишь?

— На атаманово подворье, — ответил Ропот, поднимая по своей привычке глаза кверху. — Решил сарай посмотреть: может быть, на ремонт школы пригодится..

— Это к Прасолу?

— К нему. Он же с Деникиным убег. Вот.

— А рабочих подыскал?

— Из-за энтого дело не станет.

Ропот вытер рукавом рубашки пот с лица.

— Сегодня вечером потолкуем о школе, — сказал Корягин.

— Добре, Петр Владиславович, — молвил Ропот, забирая повод в руки.

— Примем решение, — добавил председатель и, взяв, в шенкеля коня, поскакал в центр станицы.

Стемнело. Лаврентий ходил по берегу Кубани и уже давно дожидался сына с рыбалки. Рука его не была забинтована и не лежала на перевязи, как раньше. Он по. возможности старался двигать ею, развивал поврежденные мышцы и сухожилия. Глаза то и дело устремлялись вперед, но, кроме темноты, нигде ничего не было видно.

Из-за леса выплыла огромная луна, засияла на темном небе. Чешуйчатая зыбь реки покрылась серебристыми бликами, и, казалось, вода сама излучала холодный искрившийся свет.

Издали донесся глухой стук весел об уключины. Сквозь синий сумрак Лаврентий увидел на реке лодку с рыболовами.

Вскоре Виктор причалил к берегу. Григорий вскинул свою кошелку с рыбой на спину, поднялся наверх. Левицкие тоже взяли корзину, наполненную доверху шаранами, выбрались на кручу, сели у обрыва.

— Опять у нас дома свара, — пожаловался Лаврентий. — Грызут меня, как ржа железо. А за что? Невричаю. Рана под дужкой опять размылась. Никакой моготы [46] Могота — сила, мощь; могущество. — прим. Гриня. нет.

Виктор молча искоса поглядывал на отца.