Стивен Крейн - Третья фиалка

Но он тут был не один такой. По всей комнате то тут, то там виднелись очертания обнаженных красновато-бурых тел, буграми возвышались колени, длинные исхудалые руки свисали с коек. Все эти люди походили на искусно выточенные статуи или просто на мертвецов. Стоявшие повсюду странного вида ящики, похожие на надгробные камни, придавали комнате сходство с кладбищем, заваленным непогребенными трупами.

Иногда кто-нибудь в бреду ночного кошмара вскидывал руки или ноги под аккомпанемент диких вскриков, храпа и проклятий. В дальнем углу комнаты, погруженном во мрак, какой-то мужчина, видимо, подвергался во сне ужасным, невыносимым мучениям; временами он издавал протяжный вой, напоминавший собачий; жутким рыдающим эхом вой этот метался среди коробов-надгробий в ледяном воздухе комнаты-мертвецкой. Звук начинался высоким, пронзительным криком, нисходившим затем до жалобного стона. Мрачная, кровавая трагедия разворачивалась в неведомых глубинах подсознания спящего. Однако юноша слышал в этом крике не просто испуг страшным сном — это был стон отверженного жизнью человека, который, не владея собой, выплескивает всю накопившуюся боль наружу. Стон и мольба всех подобных ему, всего класса, всего народа. Чудовищный звук этот пронзил мозг юноши; зловещие тени рождали в воображении кошмарные картины: будто бы обнаженные тела оплетают могучие черные пальцы. Затихнув, вой тотчас повторялся, и юноша не мог уснуть; он лежал и пытался, исходя из собственного скудного опыта, представить жизнь этих людей. А мужчина в углу не переставал испускать вопли, жестоко терзаемый своим агонизирующим подсознанием.

Через некоторое время длинная, узкая, как ланцет, полоска серого света проложила себе путь сквозь запыленное оконное стекло. Теперь юноша смог различить крыши домов, уныло белевшие в рассветной дымке. Полоска окрасилась в желтый цвет, росла и становилась все ярче, и вот наконец золотистые лучи утреннего солнца уверенно и победно проникли в комнату. Первым на пути им попался маленький тучный человек, заливавшийся прерывистым храпом. Его круглый череп с блестящей лысиной вдруг засверкал, как золотая медаль. На мгновение проснувшись, толстяк присел, раздраженно чертыхнулся, щурясь на солнце, и снова улегся, прикрыв одеялом лучистое сияние своей головы.

Юноша с удовольствием наблюдал отступление ночных теней, подгоняемых сверкающими копьями солнечного света, а потом неожиданно для себя задремал. Проснувшись, он услышал голос вчерашнего убийцы, бодро изрыгающий проклятия. Юноша приподнял голову и обнаружил того сидевшим на краю койки; мужчина был поглощен расчесыванием собственной шеи давно не стриженными ногтями, отчего рождался звук, подобный скрежету напильника.

— Господи-сусе, это ж какая-то новая порода: лапы у них хуже штопора! — вскричал он и разразился ожесточенной бранью.

Юноша открыл свой ящик и извлек оттуда шляпу и башмаки. Затем присел на край койки и стал завязывать шнурки, одновременно посматривая по сторонам. При дневном свете комната была самой обычной. Лица людей казались тупыми и апатичными; обитатели ночлежки одевались, переговариваясь между собой и отпуская шуточки.

Кое-кто беззаботно прохаживался нагишом. Здесь были мускулистые, хорошо сложенные мужчины с гладкой кожей, загорелые и совсем белые. Они принимали живописные позы и выглядели как индейские вожди. Но стоило им облачиться в лохмотья, происходила разительная перемена: все, как один, казались нескладными и уродливыми.

Были здесь и калеки с горбатыми или искривленными спинами.

Среди всех выделялся маленький тучный человек, ранним утром не позволивший солнцу увенчать ореолом свою лысину. Его жирная фигура, формой напоминавшая грушу, маячила то здесь, то там; при этом он грязно ругался. Похоже, за ночь исчезли кое-какие детали его костюма.

Справившись со шнурками, юноша направился к своему приятелю-убийце. Тот сперва взглянул на него изумленно, потом припоминающе — лицо юноши мелькнуло где-то в туманных глубинах его памяти. Почесав шею, он задумался. И вот широкая ухмылка начала расплываться по его лицу, пока оно наконец не засияло, как масляный блин.

— Хэлло, Уилли! — закричал мужчина весело.

— Хэлло, — ответил юноша. — Ну что, пошли отсюда?

— Пошли.

Убийца заботливо перевязал левый башмак бечевкой и засеменил к выходу.

Когда они выбрались на улицу, юноша не почувствовал облегчения. Но тут по крайней мере можно было дышать — зловоние и спертый воздух остались в помещении.