Алексис Киви - Семеро братьев

Однако Лаури на этом не успокоился. Поев, он опять отправился к лугу Койвисто. Поднявшись на горку, он увидел, что все повторилось сначала: по свежему снегу шел человеческий след, который потом переходил в лисий. Лаури пришел в ярость и закричал: «Или сам сатана тут фокусничает?» С перекошенным от злости лицом он пнул ногой навозную кучу, видневшуюся из-под снега, — оттуда сверкнуло железо. В воздух взметнулось облако мелкого навоза и мякины, и тут же блестящие клещи капкана вцепились в икру Лаури и крепко сдавили ее. У Лаури глаза полезли на лоб, он быстро нагнулся, чтобы высвободить ноющую от боли, затекающую ногу из упрямого сооружения, и с проклятием швырнул капкан далеко в поле. Правда, теперь он понял, что кто-то понаставил капканов на его лугу, но странного превращения следов на снегу все же не мог постичь. В сердцах он повернул к дому, сильно хромая и стискивая зубы, когда ступал на прихваченную капканом ногу. Скоро он убедился, что без подпорки ему не обойтись, и начал искать какую-нибудь палку возле дороги на погост. Заметив в кусте два березовых шеста, он вытащил их и тут увидел, что это ходули, нижние концы которых снабжены искусно вырезанными лисьими лапами. Лицо его просветлело, все стало ясно. Он понял: охотник, чтобы обмануть лису, не навести ее на подозрение, всегда подходил к капкану на ходулях и потому-то и оставлял лисий, а не человеческий след, которого так боится хитрый Микко. Найдя разгадку, Лаури с легким сердцем, хотя и с больной ногой, поковылял к дому, опираясь на прихваченный шест.

В это время старый ворчун Колистин пошел проверять беличьи силки, которые он расставлял в полевых и луговых изгородях, и, заметив на поляне следы Лаури, крепко призадумался. «Тут вроде бы прошел человек с собакой, но — как это понять? — у собаки всего одна лапа. Вот так чудо! Рядом с хозяином прыгала собака на одной ноге. Что же, черт возьми, мне подумать о такой штуке? Может, тут бродят колдуны и лопари? А?» В напряженном раздумье стоял он на поляне, теребил всей пятерней свои жесткие черные волосы, жевал табачную жвачку и страшно морщил седые брови. Наконец он продолжил путь, так и не поняв, что за чудеса творились на поляне. Собака на одной ноге! Он долго ломал над этим голову, но молчал, и только на смертном одре спросил свою ласковую невестку: что она думает об этом чуде, которое даже в минуту смерти не дает ему покоя? Со слезами на глазах наклонилась она над его ухом, прося отогнать все подобные думы и помнить только о своей бессмертной душе. Старик ни слова не промолвил в ответ и упорно продолжал глядеть в пространство. Так и унес он с собой в могилу эту неразгаданную загадку.

А нога Лаури, прищемленная капканом, скоро зажила, и он, как прежде, хлопотал то по хозяйству, то в лесу, то в просторной избе. Так он поживал со своей бойкой женой и ребятами. И покуда ребята были на попечении матери, они ни в чем не терпели нужды: ни в рубахах, ни в чулках, ни в еде, ни в розгах.

Торпом Кеккури владел Тимо, и женат он был на второй из сестер-близнецов Куоккалы. И нравом и видом своим она напоминала сестру: такая же полногрудая, курносая и смуглолицая коротышка. Впрочем, говорили, что сердце у нее было чуть добрее, чем у сестры, жены Лаури. Тимо ее очень любил, хотя его волосы подчас страдали от цепких рук жены, потому что идти ей наперекор не сулило ничего хорошего. Но Тимо во всем стремился выполнять ее волю, и дела в доме шли неплохо. Только одно обстоятельство время от времени омрачало семейный мир: у Тимо была укоренившаяся привычка раз в год, в день всех святых, напиваться допьяна и денька два гулять в деревне, в кругу веселых друзей, и когда он наконец спохватывался, что теперь ему лучше вернуться домой, там его ожидал скандал.

Как-то раз в воскресенье, — это было в конце октября или в начале ноября, — Тимо снова сбился с пути истинного, решив погулять с Кюэсти Таммисто и Аапели Карккула. На прохладном чердаке в доме Таммисто они беззаботно прикладывались к темной блестящей бутылке, вели бесконечную беседу, распевали песенки и обнимались, как сердечные друзья. Так провели они две ночи и два дня, горланя и поглядывая посоловевшими глазами в окошко. Внизу перед ними виднелись заваленный навозом загон, хлев с соломенной крышей, каменистая гора, поле, луга и далекое болото Леммиля, над которым у самых облаков реяли и кружились лебеди, собираясь в южные страны. Друзья с выражением тупого безразличия таращились на все это, как обалдевшие козы, галдели и мотали головами, в которых приятно играл хмель. Далеки были от них сейчас обычные человеческие горести и печали.