Эжен Сю - Зависть

Мадам Бастьен, хотя ей скоро должен был исполниться тридцать один год, едва можно было дать на вид двадцать - такой чарующей девичьей прелестью дышало ее лицо.

Ангельская красота этой молодой женщины была достойна вдохновить на те наивные слова, которые были сказаны деве Марии, матери Христа: «Я вас приветствую, Мария, будьте благословенны…» Мадам Бастьен носила летнее платье с короткими рукавами, которое пересекали бледно-голубые полосы. Ее тонкую и гибкую талию, которую можно было обхватить двумя руками, стягивала широкая розовая лента. Ее красивые руки были обнажены или, вернее, отчасти прикрыты тонкой сеткой нитяных полуперчаток, достигавших локтей.

Густые пряди темно-русых волос спадали непринужденно волнами, на них играли золотые блики. Спускаясь ниже, они обрамляли совершенный овал ее лица, прозрачная белизна которого окрашивалась нежным кармином на щеках. Ее большие глаза самой мягкой, самой лазурной голубизны оттенялись длинными ресницами, темными, как и тонкие, изогнутые аркой брови. Сквозь влажный коралл губ блестела эмаль зубов, округлая форма ее прелестных рук, слегка розовых, как у молодой девушки, свидетельствовала о здоровье и чистоте ее крови, которые сохранились так хорошо благодаря ее уединенной, спокойной жизни в сельской местности, жизни, которая целиком была подчинена одной страсти - материнской любви.

Лицо Мари Бастьен выдавало ее характер. Так, если лоб дышал ангельской кротостью, то в разлете бровей обнаруживалась энергия; твердая воля соседствовала с редким умом; выражение взгляда казалось бесконечно добрым, а улыбка - полна нежности и веселья, потому что две миленькие ямочки, вызванные чистосердечным смехом, появились на ее щеках. В самом деле, молодая мать могла сравниться с сыном непринужденной радостью. В минуту развлечения она была более ребячливой, неугомонной и взбалмошной, чем юноша.

И все потому, что оба были так счастливы в этом уголке, который они никогда не покидали и где их жизнь протекала тогда в самых нежных чувствах!

Разумеется, увидев их, сидящих рядом за столом, можно было принять мать и сына за сестру с братом.

Фредерик Бастьен чрезвычайно походил на свою мать, хотя красота его была более мужественной.

Его лицо покрывал загар, а волосы имели более темный оттенок; брови, черные, как смоль, привлекали еще большее внимание к чистым голубым глазам, ибо Фредерик унаследовал глаза своей матери, так же как и ее чудесную улыбку, греческий нос, жемчужные зубы. Его алые губы уже оттенял темный пушок.

Росший совершенно свободно в условиях сельской жизни, Фредерик имел одновременно стройное и крепкое телосложение. Он был выше матери, и все в нем дышало здоровьем, свежестью и изяществом. Невозможно было найти более решительного и умного лица, более открытого и веселого. Легко можно было заметить, что материнское кокетство сказывалось на туалете юноши, хотя его костюм казался очень простым: красивый галстук из темно-вишневого сатина оттенял воротник тонкой рубашки, полностью гармонируя со свежим и загорелым лицом юноши, так же, как ослепительная белизна его жилета выделялась на фоне светло-желтой охотничьей куртки с большими перламутровыми пуговицами. Наконец, его руки не походили на некрасивые руки учащихся колледжей - с обгрызенными ногтями, шершавой кожей, испачканные чернилами - нет, его руки были не менее тщательно ухожены, чем у матери, и оканчивались розовыми отполированными ногтями.

(Матери, у которых есть, шестнадцатилетние сыновья, учащиеся в колледжах, поймут и извинят маловажность этих деталей).

Как мы уже сказали, Фредерик и его мать сидели за, столом один против другой и упорно трудились (или корпели, как говорят в колледже). Каждый держал в левой руке том «Вексфилдского священника», а перед ним лежал лист бумаги, уже заполненный почти полностью.

- Фредерик, дай мне словарь, - попросила мадам Бастьен, не поднимая глаз и протягивая к сыну свою прекрасную руку.

- О, словарь, - насмешливо отозвался Фредерик, - можно ли прибегать к помощи словаря?

И он подал книгу матери, которая, не спуская руки, ожидала ее.

Мари, все так же не поднимая головы, удовлетворилась улыбкой и не ответила. Затем, бросив на сына взгляд исподлобья, который сделал еще более чистой лазурь ее больших голубых глаз, она взяла в зубы кончик своей ручки из слоновой кости и начала быстро листать словарь.

Пользуясь этим моментом невнимания, Фредерик встал со своего места и наклонился, стараясь увидеть, где мать будет искать перевод.