Человек понял, что его узнали, и, знаком предложив Ральфу снова вернуться под дерево и не стоять под дождем, которого тот вначале от изумления даже не заметил, заговорил хрипло и тихо.
— Я думаю, мистер Никльби, вряд ли вы меня узнали бы по голосу? — спросил он.
— Да,— сказал Ральф, устремив на него хмурый взгляд.— Хотя есть что-то в нем, что я сейчас припоминаю.
— Должно быть, мало осталось во мне такого, что вы могли бы припомнить по прошествии восьми лет… — заметил тот.
— Вполне достаточно,— небрежно ответил Ральф и отвернулся.— Более чем достаточно.
— Если бы я не совсем признал вас, мистер Никльби,— сказал тот,— этот прием и ваши манеры быстро рассеяли бы мои колебания.
— Вы ждали чего-то другого? — резко спросил Ральф.
— Нет! — сказал человек.
— Вы были правы,— заявил Ральф,— и раз вас это не удивляет, то к чему выражать удивление?
— Мистер Никльби! — решительно сказал человек после короткой паузы, в течение которой он как будто боролся с желанием ответить каким-нибудь упреком.— Согласны вы выслушать несколько слов, которые я хочу вам сказать?
— Я вынужден ждать здесь, пока дождь не утихнет,— сказал Ральф, посмотрев на небо.— Если вы намерены говорить, сэр, я не буду затыкать уши, хотя ваша речь может произвести на меня такое же впечатление, как если бы я их заткнул.
— Когда-то я пользовался вашим доверием… — начал его собеседник.
Ральф посмотрел на него и невольно улыбнулся.
— Да,— сказал тот,— вашим доверием, поскольку вам вообще угодно было дарить его кому бы то ни было.
— А! — подхватил Ральф, скрестив руки.— Это другое дело, совсем другое дело.
— Во имя гуманности не будем играть словами, мистер Никльби.
— Во имя чего? — переспросил Ральф.
— Во имя гуманности,— нахмурившись, повторил тот.— Я голоден и очень нуждаюсь. Если перемена, которую вы должны видеть во мне после такого долгого отсутствия,— должны, раз я, с кем она происходила медленно и постепенно, вижу ее и хорошо знаю,— если эта перемена не вызывает у вас жалости, то знайте, что хлеб — о! не хлеб насущный из молитвы господней, под которым, когда просят о нем в таких городах, как этот, подразумевается добрая половина всех предметов роскоши для богача и ровно столько грубой пищи, сколько нужно для поддержания жизни бедняка,— нет, но корка черствого хлеба недоступна мне сегодня! Пусть хоть это произведет на вас какое-то впечатление, если ничто другое не производит.
— Если это обычная форма, какою вы пользуетесь, когда просите милостыню, сэр,— сказал Ральф,— вы хорошо разучили свою роль! Но если вы прислушаетесь к совету того, кто знает кое-что о жизни и ее обычаях, я бы рекомендовал говорить тише, немного тише, иначе вам грозит опасность и в самом деле умереть с голоду.
С этими словами Ральф крепко сжал правой рукой запястье левой и, слегка наклонив голову набок и опустив подбородок на грудь, повернул к тому, с кем говорил, угрюмое, нахмуренное лицо — поистине лицо человека, которого ничто не может растрогать или смягчить!
— Вчера был мой первый день в Лондоне,— сказал старик, взглянув на свое загрязнившееся в дороге платье и стоптанные башмаки.
— Я думаю, лучше было бы для вас, если бы он был также и последним,— отозвался Ральф.
— Эти два дня я искал вас там, где, казалось мне, больше всего вероятности было вас найти,— более смиренным тоном продолжал тот,— и, наконец, я увидел вас здесь, когда уже почти потерял надежду встретиться с вами, мистер Никльби.
Казалось, он ждал ответа, но, так как Ральф никакого ответа не дал, он снова заговорил:
— Я самый несчастный и жалкий отверженный. Мне под шестьдесят, а у меня ничего нет — и я беспомощен, как шестилетний ребенок.
— Мне тоже шестьдесят лет,— сказал Ральф, а у меня есть все — и я не беспомощен. Работайте. Не произносите пышных театральных тирад о хлебе, но зарабатывайте его.
— Как? — вскричал тот.— Где? Укажите мне средство. Вы мне предоставите его?
— Однажды я это сделал,— спокойно ответил Ральф.— Вряд ли имеет смысл спрашивать, сделаю ли я это еще раз.
— Двадцать лет, если не больше,— продолжал тог приглушенным голосом,— прошло с тех пор, как мы с вами разошлись. Вы это помните? Я потребовал свою долю барыша от сделки, которую для вас устроил, и так как я настаивал, вы добились моего ареста за старую непогашенную ссуду в десять фунтов и сколько-то шиллингов, включая пятьдесят процентов с суммы займа.
— Припоминаю что-то в этом роде,— небрежно ответил Ральф.— И что же?
Читать дальше