Александр Дюма - Дюма. Том 06. Сорок пять

Сидя под покровом темноты и неотрывно глядя на освещенное окно, он уже забыл об Эрнотоне в его таинственном доме и только спрашивал себя, что этому человеку и этой даме могло понадобиться в гостинице “Меч гордого рыцаря”, как вдруг на глазах достойного гасконца дверь гостиницы открылась, и в полосе яркого света, вырвавшегося оттуда, появился черный силуэт, очень напоминавший монаха.

Силуэт на мгновение замер у порога: вышедший смотрел на то же окно, что и Шико.

— Ого, — прошептал тот, — похоже на монаха от святого Иакова. Неужто мэтр Горанфло так пренебрегает дисциплиной, что разрешает овцам своим бродить повсюду такой глубокой ночью и так далеко от обители?

Шико проследил взглядом за монахом, удалявшимся по улице Августинцев, и какой-то особый инстинкт подсказал ему, что в этом монахе он и обретет разгадку тайны, которую все время тщетно искал.

Вдобавок, как тогда облик всадника показался Шико знакомым, так и теперь, глядя на монашка, он угадывал в нем по движению плеч, по особой военной выправке завсегдатая фехтовальных школ и гимнастических площадок.

— Будь я проклят, — прошептал он, — если под этой рясой не скрывается тот маленький безбожник, которого мне хотели дать в спутники и который так ловко владеет аркебузой и рапирой.

Не успела эта мысль прийти в голову Шико, как он, дабы убедиться в ее правильности, в десять шагов догнал паренька, который шел, приподняв рясу, чтобы не стеснять своих сильных худощавых ног.

Это было, впрочем, не так уж трудно, ибо монашек время от времени останавливался и смотрел назад, словно уходил с трудом и величайшим сожалением.

Взгляд его неизменно устремлялся на ярко освещенные окна гостиницы.

Шико и десяти шагов не сделал, как уже был уверен, что не ошибся в своих предположениях.

— Эй, приятель, — сказал он, — эй, маленький мой Жак, эй, миленький мой Клеман, стой!

Последнее слово он произнес настолько по-военному, что монашек вздрогнул.

— Кто меня зовет? — спросил юноша резким и отнюдь не доброжелательным, а скорее вызывающим тоном.

— Я, — ответил Шико, подойдя вплотную к монашку, — я, узнаешь меня, сынок?

— О, господин Робер Брике! — вскричал монашек.

— Он самый, мальчуган. А куда это ты так поздно направляешься, дорогое дитя?

— В обитель, господин Брике.

— Ладно. А откуда идешь?

— Я?

— Ну да, распутник ты этакий.

Юноша вздрогнул.

— Не понимаю, о чем вы говорите, господин Брике, я, наоборот, выполнил очень важное поручение дона Модеста, что он и сам подтвердит, если понадобится.

— Ну, ну, потише, мой маленький святой Иероним, похоже, что мы загораемся, как фитиль.

— Да как не загореться, услышав то, что вы мне сказали?

— Бог ты мой, а что же сказать, когда человек в таком облачении выходит в такой час из кабачка…

— Я, из кабачка?

— Ну да, разве ты вышел не из “Гордого рыцаря”? Вот видишь, попался!

— Я вышел из этого дома, — сказал Клеман, — вы правы, но не из кабачка.

— Как? — возразил Шико. — Гостиница “Меч гордого рыцаря”, по-твоему, не кабак?

— Кабак — это место, где пьют вино, а так как в этом доме я не пил, он для меня не кабак.

— Черт побери! Различие ты провел тонко. Или я в тебе сильно ошибаюсь, или ты когда-нибудь станешь искусным богословом. Но, в конце концов, если ты заходил в этот дом не для того, чтобы пить, то для чего же?

Клеман ничего не ответил, и, несмотря на темноту, Шико прочел на его лице твердую решимость не говорить больше ни слова.

Решимость эта крайне огорчила нашего друга, который привык все знать.

Нельзя сказать, чтобы молчание Клемана было враждебным. Наоборот, он, по-видимому, был очень рад неожиданной встрече со своим многоопытным учителем фехтования, мэтром Робером Брике, и проявил всю любезность, какую только можно было ожидать от существа столь замкнутого и необщительного.

Разговор совсем прекратился. Чтобы возобновить его, Шико уже был готов произнести имя брата Борроме, но, хотя угрызений совести он не испытывал или же полагал, что не испытывает, имя это так и не слетело с его уст.

Молодой человек не произносил ни слова, но при этом, казалось, чего-то ждал. Могло показаться, что он почитает за счастье возможно дольше задержаться вблизи гостиницы “Меч гордого рыцаря”.

Робер Брике попытался заговорить о путешествии, которое юноша мог надеяться совершить вместе с ним.

Когда Шико упомянул о просторе и свободе, глаза Жака Клемана заблестели.

Робер Брике рассказал ему, что в странах, где он недавно побывал, искусство фехтования в большом почете, и небрежно прибавил, что даже изучил там несколько удивительных приемов.