Александр Дюма - Дюма. Том 06. Сорок пять

— А его монахи?

— Они во всю глотку кричали: “Да здравствует король!”

— И ты ничего больше не заметил?

— А что я еще мог заметить?

— Не было ли у них под рясами оружия?

— Они были в полном вооружении, Шико. Я узнаю в этом предусмотрительность достойного настоятеля. Ему все было известно, а между тем он не пришел на следующий день, как д’Эпернон, рыться во всех моих карманах, приговаривая: “За спасение короля, ваше величество!”

— Да! На это он не способен, да и ручищи у него такие, что не влезут в твои карманы.

— Изволь, Шико, не насмехаться над доном Модестом. Он один из тех великих людей, которые прославят мое правление, и знай, что при первом же благоприятном случае я пожалую ему епископство.

— И прекрасно сделаешь, мой король.

— Заметь, Шико, — изрек король с глубокомысленным видом, — когда выдающиеся люди выходят из народа, они порою достигают совершенства. Видишь ли, в нашей дворянской крови заложены и хорошие и дурные качества, свойственные нашей породе и придающие ей в ходе истории облик, присущий ей одной. Так, Валуа проницательны, изворотливы, храбры, но ленивы. Лотарингцы честолюбивы и алчны, изобретательны, деятельны, способны к интриге. Бурбоны чувственны и осмотрительны, но без идей, без воли, без силы — ну, как Генрих. А вот когда природа создает выдающегося простолюдина, она употребляет на это лучшую свою глину. Вот почему твой Горанфло — совершенство.

— Ты находишь?

— Да, он человек ученый, скромный, хитрый, отважный. Из него может выйти все что угодно: министр, полководец, папа римский.

— Эй, эй! Остановитесь, ваше величество, — сказал Шико. — Если бы этот достойный человек услышал вас, он бы лопнул от гордости, ибо что там ни говори, а он полон гордыни, наш дон Модест.

— Шико, ты завистлив!

— Я? Сохрани Бог. Зависть — фи, какой гнусный порок! Нет, я справедлив, только и всего. Родовитость не ослепляет меня. Stemmata quod faciunt? Стало быть, тебя, мой король, чуть не убили?

— Да.

— Кто же?

— Лига, черт возьми!

— А как она себя чувствует, Лига?

— Как обычно.

— То есть все лучше и лучше. Она раздается вширь, Генрике.

— Эх, Шико! Если политические общества слишком рано раздаются вширь, они бывают недолговечны — совсем как те дети, которые слишком рано толстеют.

— Выходит, ты доволен, сынок?

— Да, Шико; для меня большая радость, что ты вернулся, как раз когда я в радостном настроении, которое от этого становится еще радостней.

— Habemus consulem factum, как говорил Катон.

— Ты привез добрые вести, не так ли, дитя мое?

— Еще бы!

— И заставляешь меня томиться, обжора!

— С чего же мне начать, мой король?

— Я же тебе говорил — с самого начала, но ты все время разбрасываешься.

— Начать с моего отъезда?

— Нет, путешествие протекало отлично, ты ведь уже говорил мне?

— Как видишь, я, кажется, вернулся живым и здоровым.

— Тогда рассказывай о своем прибытии в Наварру.

— Начинаю.

— Чем был занят Генрих, когда ты приехал?

— Любовными делами.

— С Марго?

— О нет!

— Меня бы это удивило! Значит, он по-прежнему изменяет своей жене? Мерзавец! Изменяет французской принцессе! К счастью, она не остается в долгу. А когда ты приехал, как звали соперницу Марго?

— Фоссез.

— Девица из рода Монморанси! Что ж, это не так уж плохо для беарнского медведя. А здесь говорили о крестьянке, садовнице, дочери буржуа.

— Это уже все было.

— Итак, Марго — обманутая жена?

— Настолько, насколько женщине возможно быть обманутой женой.

— Итак, Марго злится?

— Она в ярости.

— И она мстит.

— Ну, разумеется.

Генрих с ликующим видом потер руки.

— Что же она задумала? — спросил он, смеясь. — Перевернуть небо и землю, бросить Испанию на Наварру, Артуа и Фландрию на Испанию? Не призовет ли она ненароком своего братца Генриха против коварного муженька?

— Может статься.

— Ты ее видел?

— Да.

— И что же она делала, когда ты с ней расставался?

— Ну, об этом ты никогда не догадаешься.

— Она намеревалась завести нового любовника?

— Она готовилась выступить в роли повивальной бабки.

— Как! Что означает эта фраза? Здесь какое-то недоразумение, Шико. Берегись недоразумений.

— Нет, нет, мой король, все ясно. Никакого недоразумения нет. Я именно это и имел в виду: в роли повивальной бабки.

— Obstetrix [24] Повивальная бабка (лат.). .

— Да, мой король, obstetrix. Iuno Lucina [25] Юнона Люцина, покровительница родов у древних римлян. , если предпочитаешь.