Александр Дюма - Дюма. Том 06. Сорок пять

Они же и в самом деле приняли решение, как только их лошади поели зерна, которое Реми нашел в закроме гостиницы, покинутой хозяевами и постояльцами.

— Сударыня, — сказал Реми, — мы находимся в стране отнюдь не спокойной и в положении отнюдь не обычном. Мы не можем безрассудно кидаться навстречу опасности. По всей вероятности, мы наткнемся на отряд французов или фламандцев, возможно даже испанцев, ибо при том странном положении, в котором сейчас очутилась Фландрия, здесь должно быть множество авантюристов со всех концов света. Будь вы мужчиной, я бы говорил с вами по-иному, но вы женщина, молодая, красивая, и, значит, опасности подвергается и жизнь ваша, и честь.

— О, жизнь моя — это ничто, — сказала дама.

— Напротив, это все, сударыня, — ответил Реми, — когда у жизни имеется цель.

— Так что же вы предлагаете? Думайте и действуйте за меня, Реми. Вы же знаете, что мои мысли не на этой земле.

— Тогда, сударыня, — ответил слуга, — останемся здесь, поверьте, что так будет лучше. Здесь много домов, которые могут служить хорошим убежищем. У меня есть оружие, мы будем защищаться или спрячемся — в зависимости от того, сочту ли я, что мы достаточно сильны или слишком слабы.

— Нет, Реми, нет, я должна ехать дальше, ничто меня не остановит, — возразила дама, качая головой, — если бы я боялась, то только за вас.

— Раз так, — ответил Реми, — едем!

И, не сказав больше ни слова, он пришпорил свою лошадь.

Незнакомка последовала за ним, а Анри дю Бушаж двинулся в путь вслед за обоими всадниками.

По мере того как путники подвигались вперед, местность принимала все более странный вид.

Поля, казалось, так же обезлюдели, как городки и селения.

И впрямь, нигде на лугах не паслись коровы; нигде ни одна коза не щипала траву на склонах холмов и не старалась взобраться на живую изгородь, чтобы дотянуться до зеленых почек терновника или дикого винограда; нигде ни одного стада с пастухом, ни единого пахаря, идущего за плугом, ни коробейника, переходящего от села к селу с тяжелым тюком за плечами; нигде не звучала заунывная песня, которую обычно поет северянин-возчик, вразвалку шагающий за своей доверху нагруженной подводой.

Насколько хватал глаз на этих покрытых сочной зеленью равнинах, на холмах в высокой траве, на опушке лесов не было людей, не слышался голос человеческий. Наверно, такой выглядела природа накануне того дня, когда созданы были человек и животные.

Близился вечер, Анри, охваченный смутной тревогой, чутьем угадывал, что двое путников впереди — во власти таких же чувств, и вопрошал воздух, деревья, небесную даль и даже облака о причине этого загадочного явления.

Единственные фигуры, оживлявшие, выделяясь на золотом фоне заката, уныние этой пустыни, были Реми и его спутница, которые, склонясь, прислушивались, не долетит ли до них какой-нибудь звук; да шагах в ста от них Анри, сохранявший все то же расстояние.

Опустилась ночь, темная, холодная; протяжно завыл северо-западный ветер, и вой этот в бескрайних просторах был страшнее безмолвия, которое ему предшествовало.

Реми остановил свою спутницу, положив руку на повод ее коня, и сказал:

— Сударыня, вы знаете, что я не поддаюсь страху, вы знаете, что я не сделал бы и шага назад ради спасения своей жизни. Так вот, сегодня вечером во мне творится что-то странное, какое-то непонятное оцепенение сковывает, парализует меня, запрещая мне двигаться дальше. Сударыня, не считайте это страхом, робостью, даже паникой, но, сударыня, должен вам признаться, как на духу: впервые в жизни… мне страшно.

Дама обернулась. Может быть, она не уловила всех этих грозных признаков, может быть, не увидела ничего тревожного.

— Он все еще здесь? — спросила она.

— О, теперь дело уже не в нем, — ответил Реми. — Прошу вас, о нем вы не думайте. Он один, а я, во всяком случае, стою одного человека. Нет, опасность, которая меня страшит или, вернее, которую я чую, угадываю инстинктом больше, чем разумом, опасность эта, которая приближается, угрожает нам, которая нас, может быть, уже обволакивает, — она совсем иного свойства. Она неизвестна, и потому-то она меня и страшит.

Дама покачала головой.

— Смотрите, сударыня, — снова заговорил Реми, — видите там ивы со склоненными темными кронами?

— Да.

— Рядом с ними стоит домик. Умоляю вас, поедемте туда, если там есть люди, мы попросим их приютить нас. Если он покинут, мы займем его. Не возражайте, молю вас.