Александр Дюма - Дюма. Том 09. Виконт де Бражелон, или Еще десять лет спустя. Части 1,2

— Ого, — ответил де Вард с язвительной улыбкой, — я восхищаюсь вашей осторожностью, виконт. Сию минуту вы обещали мне удар шпаги д’Артаньяна, а после этого удара намерены обнажить свое оружие.

— Не беспокойтесь, — с гневом отвечал Рауль, — господин д’Артаньян ловко владеет оружием, и я попрошу у него как милости, чтобы он сделал с вами то, что сделал с вашим отцом, то есть не убил вас, а предоставил мне это удовольствие, когда вы поправитесь. У вас злое сердце, господин де Вард, и, право, все меры предосторожности, принятые против вас, не излишни.

— Будьте спокойны, виконт, я сам приму меры предосторожности против вас, — ответил де Вард.

— Позвольте, — сказал Бекингем, — истолковать ваши слова и дать совет де Бражелону. Виконт, носите кольчугу.

Де Вард сжал кулаки.

— А, понимаю, — пробормотал он, — вы хотите прежде принять эту предосторожность, а потом уже помериться со мною силами?

— Полно, господин де Вард, — ответил Рауль, — раз вы непременно этого хотите, покончим дело сейчас.

И, вынимая шпагу, он шагнул по направлению к де Варду.

— Что вы делаете? — спросил Бекингем.

— Ничего, — успокоил его Рауль, — это не затянется.

Противники стали в позицию, и клинки скрестились.

Де Вард бросился на Рауля с такой стремительностью, что при первой же схватке Бекингем понял, что Рауль щадит своего противника.

Герцог, отступив, смотрел на поединок.

Рауль дрался так спокойно, точно в его руках была рапира, а не шпага. Он высвободил свою шпагу, зацепившую шпагу противника у самой рукоятки, и, отступив на шаг, отпарировал три-четыре удара де Варда; потом, угрожая ему ударом ниже пояса, который де Вард отразил круговым движением, Рауль ударил по его шпаге, выбил ее из рук врага и отбросил на двадцать шагов за ограду.

Де Вард стоял безоружный, ошеломленный; Рауль вложил свою шпагу в ножны, схватил дрожащего от ярости противника за ворот и за пояс и перебросил его через изгородь.

— До встречи, до встречи, — пробормотал де Вард, поднимаясь на ноги и подбирая свою шпагу.

— Черт возьми, — произнес Рауль, — вот уже целый час, как я повторяю вам то же самое.

Потом, повернувшись к Бекингему, попросил:

— Умоляю вас, герцог, ни слова об этом. Мне стыдно, что я дошел до такой крайности, но я не смог сдержать гнев. Прошу вас, извините меня и забудьте.

— Ах, дорогой виконт, — проговорил герцог, сжимая суровую, честную руку Рауля. — Позвольте мне, напротив, помнить и думать о вашей безопасности. Этот человек опасен, он убьет вас.

— Мой отец, — ответил Рауль, — жил под угрозой более страшного врага двадцать лет и уцелел. В моих жилах течет кровь, которой покровительствует судьба, герцог.

— У вашего отца были хорошие друзья, виконт.

— Да, — вздохнул Рауль, — такие друзья, каких теперь не найдется.

— Прошу вас, не говорите так, когда я предлагаю вам свою дружбу.

И Бекингем раскрыл объятия Бражелону, который с удовольствием принял предложенный союз.

— В нашем роду, — прибавил Бекингем, — умирают за тех, кого любят. Вы это знаете, виконт.

— Да, герцог, знаю, — ответил Рауль.

Ничто больше не нарушило спокойствия в пути. Под каким-то предлогом, не вызвавшим никаких толков, де Вард уехал вперед.

Он увез с собой Маникана, ровный и мечтательный характер которого уравновешивал его раздражительность.

Бекингем и Бражелон приняли де Гиша в свой дружеский союз; теперь они втроем неустанно восхваляли принцессу.

Бражелон добился того, что этот концерт похвал теперь состоял из трио, а не из сольных выступлений, к которым прежде имели опасное пристрастие де Гиш и его соперник.

Такая гармония очень нравилась королеве-матери.

Но она, быть может, приходилась менее по вкусу молодой принцессе, кокетливой, как демон; не боясь за себя, она любила опасные положения. Принцесса обладала безрассудным и дерзким сердцем, ей нравилось скользить по краю пропасти, ее влекло острое лезвие, словно она жаждала ран.

По пути в Париж принцесса приобрела тысячи поклонников, за нею следовали с полдюжины безумцев и двое совершенно сумасшедших. Только Рауль, видевший всю прелесть этой девушки, но хранивший в сердце другую любовь, рядом с которой не оставалось места для новой, вернулся в столицу холодный и настороженный.

Дорогой он иногда беседовал с королевой об упоительном очаровании, исходившем от принцессы, и королева-мать, которую многому научили перенесенные несчастья и пережитые разочарования, ответила ему: