Александр Дюма - Дюма. Том 09. Виконт де Бражелон, или Еще десять лет спустя. Части 1,2

Мазарини приподнялся на локте.

— Никто не собирается разорять ваше семейство и обирать ваших родственников… Нет, этого никогда не будет!

"Король расчувствуется и станет щедрым, — подумала королева. — Мы не дадим ему отступить; подобный удачный случай никогда более не представится".

Мазарини подумал: "О, он, верно, возвратит мне какие-нибудь крохи из тех миллионов; постараемся вырвать у него кусок побольше".

— Ваше величество, — сказал он вслух, — семейство у меня большое, и племянницы мои подвергнутся лишениям, когда меня не будет на свете.

— О, не беспокойтесь, — поспешно возразила королева, — не беспокойтесь о своем семействе. Самыми драгоценными нашими друзьями будут ваши друзья. Племянницы ваши будут моими дочерьми, сестрами короля; он осыплет милостями всех тех, кого вы любите.

"Слова!" — подумал Мазарини, знавший лучше всех, чего стоят обещания королей.

Людовик угадал мысль умирающего.

— Успокойтесь, любезный господин Мазарини, — сказал он с печальной и насмешливой улыбкою. — Лишившись вас, племянницы ваши потеряют свое главное сокровище, но они все же останутся богатейшими наследницами во Франции. Вы предложили мне их приданое…

У кардинала захватило дух.

— Но я возвращаю его им, — продолжал король, подавая умирающему дарственную, мысль о которой в продолжение двух дней терзала Мазарини.

"А! Что я вам говорил, господин кардинал?" — прошептал за кроватью голос, легкий, как ветерок.

— Ваше величество возвращает мне дарственную! — вскричал Мазарини, пришедший от радости в такое волнение, что он даже забыл свою роль благодетеля.

— Ваше величество возвращает сорок миллионов! — воскликнула королева, до того пораженная, что забыла свою роль убитой горем женщины.

— Да, ваше величество, да, господин кардинал, — сказал король, разрывая бумагу, которую Мазарини все еще не решался взять. — Да, я уничтожаю акт, который разоряет целую семью. Состояние, нажитое кардиналом у меня на службе, принадлежит ему, а не мне.

— Но, ваше величество, подумали ли вы, — возразила Анна Австрийская, — что у вас в казне нет и десяти тысяч экю?

— Дорогая матушка, я совершил свой первый королевский поступок и надеюсь, что он послужит хорошим началом моего царствования.

— О, вы правы! — вскричал Мазарини. — Это поступок поистине величественный, поистине великодушный.

И он принялся тщательно разглядывать один за другим клочки бумаги, упавшие к нему на кровать, желая убедиться, что разорван действительно подлинник, а не копия. Наконец он нашел клочок со своей подписью и, узнав ее, от радости чуть не в обмороке откинулся на подушки.

Анна Австрийская, не в силах скрыть своего огорчения, подняла глаза и руки к небу.

— Ах, ваше величество! — повторял Мазарини. — Как вас будут благословлять, как вас будут любить в моем семействе. Per Baccho [12] Клянусь Вакхом, черт возьми ( ит .). если кто-нибудь из моих родственников подаст вам повод к неудовольствию, нахмурьте только брови — я тотчас встану из могилы.

Но эта выходка не произвела ожидаемого впечатления. Мысль Людовика обратилась на другие, более важные предметы. Анна Австрийская, чувствуя себя не в силах скрыть досаду по поводу великодушия сына и лицемерия кардинала, встала и вышла из комнаты, не заботясь о том, что выдает свои чувства.

Мазарини все понял и, боясь, как бы Людовик XIV не переменил своего решения, врут разразился стонами, чтобы отвлечь внимание в другую сторону. Так поступил позже Скапен в замечательной комедии Мольера, которую осмеливался порицать мрачный и ворчливый Буало.

Понемногу все же стоны стихли, а когда Анна Австрийская вышла, они совсем прекратились.

— Господин кардинал, не желаете ли вы подать мне какой-нибудь совет? — спросил король.

— Ваше величество, — отвечал Мазарини, — вы уже сейчас воплощение мудрости и благоразумия; я не говорю о вашем великодушии: сегодняшний ваш поступок превосходит все, что совершили древние и современные великие люди.

Король холодно принял эти похвалы.

— Вы ограничиваетесь одной благодарностью, — сказал он. — Но неужели ваша опытность, которая гораздо более известна, чем моя мудрость, благоразумие и великодушие, не подсказывают вам дружеского совета, полезного мне в будущем?

Мазарини задумался на минуту.

— Ваше величество так много сделали для меня, а вернее, для моего семейства.

— Не будем говорить об этом, — ответил король.

— И я хочу дать вам кое-что взамен сорока миллионов, от которых вы так великодушно, истинно по-королевски отказались.