Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 20. Ожерелье королевы

— Совершенно верно, сударыня, и вы одна, кто понял это таинственное явление. Человеку состарившемуся, и сильно состарившемуся, нужно значительное количество этого эликсира для того, чтобы увидеть немедленное и могущественное его действие. Но женщине тридцати летней, как вы, сударыня, или сорокалетнему мужчине, каковым был я, когда мы начали пить эликсир жизни, такой женщине и такому мужчине, еще полным жизни и молодости, нужно выпивать только по десяти капель этого напитка в каждый из периодов упадка, и благодаря этим десяти каплям тот или та, кто будет их выпивать, навеки сохранят молодость и будут жить дальше такими же привлекательными и энергичными.

— Что вы называете периодами упадка? — спросил граф де Хага.

— Естественные периоды в жизни человека, господин граф. По законам природы силы человека развиваются до тридцати пяти лет. По достижении этого возраста человек остается в одном и том же состоянии до сорока лет, а с этого момента начинается его упадок, постепенный ход которого до пятидесяти лет малозаметен. А затем эти периоды все более сближаются и чаще следуют друг за другом до дня смерти. В эпоху цивилизации, когда тело человека скорее изнашивается от разных излишеств, забот и болезней, развитие сил кончается в тридцать лет, а упадок их начинается с тридцати пяти. Следовательно, как живущим на лоне природы, так и жителям городов нужно захватить организм как раз в тот промежуток времени, пока он находится в состоянии покоя и неизменяемости, с той целью, чтобы помешать ему вступить в период упадка, когда настанет положенный час. Тот, кто, подобно мне, знаком с таинственным свойством этого эликсира, сумеет приготовиться к этому нападению, искусно отразить его и помешает природе начать процесс разрушения нашего организма, тот будет жить так, как я: вечно молодым или, по крайней мере, достаточно молодым для того, чтобы проделывать все, что требуется от нас на этом свете.

— Но, Боже мой, почему же, господин де Калиостро, — воскликнула графиня, — вы в таком случае не выбрали для себя двадцатилетний возраст вместо сорокалетнего, раз в ваших руках был выбор?

— Оттого, госпожа графиня, — сказал с улыбкой Калиостро, — что мне больше нравится быть вечно сорокалетним, чем недоразвившимся двадцатилетним юношей.

— О-о! — произнесла графиня.

— Конечно, сударыня, — продолжал Калиостро, — в двадцать лет человек нравится тридцатилетним женщинам, а в сорок он повелевает двадцатилетними женщинами и шестидесятилетними мужчинами.

— Я сдаюсь, сударь, — сказала графиня. — Разве можно спорить, имея перед глазами живое доказательство?

— В таком случае, — жалобно заметил Таверне, — я осужден: я взялся за омоложение слишком поздно.

— Господин де Ришелье был ловчее вас, — наивно сказал г-н Лаперуз со свойственной морякам прямотой, — я слышал, что у маршала есть один рецепт…

— Это женщины распространили такой слух, — заметил со смехом граф де Хага.

— А разве это может служить основанием для того, чтобы не верить ему, герцог? — спросила г-жа Дюбарри.

Старый маршал, никогда не красневший, залился румянцем и тут же сказал:

— А хотите знать, господа, что это за рецепт?

— Конечно, хотим.

— Весь рецепт заключается в том, чтобы беречь свои силы.

— О-о! — раздались голоса.

— Только в этом одном, — продолжал маршал.

— Я стала бы оспаривать достоинство этого средства, — заметила графиня, — если бы не видела только что действие рецепта господина де Калиостро. Поэтому держитесь, господин волшебник, я еще не покончила со своими вопросами.

— Я к вашим услугам, сударыня.

— Вы сказали, что вам было сорок лет, когда вы впервые стали употреблять этот жизненный эликсир?

— Да, сударыня.

— И что с того времени, то есть со времени осады Трои…

— Несколько ранее, сударыня…

— Вам всего сорок лет?

— Как видите.

— Но в таком случае, сударь, — заметил Кондорсе, — вы нам доказываете больше, чем содержит в себе ваша теорема…

— Что же именно я доказываю, маркиз?

— Вы доказываете нам на своем примере не только неувядающую молодость, но и вечное сохранение жизни. Ведь если вам со времени осады Трои всего сорок лет, значит, вы никогда не умирали?

— Совершенная правда, господин маркиз, я не умирал, смиренно сознаюсь в этом.

— А между тем вы ведь не столь неуязвимы, как Ахилл? Да и сам Ахилл-то, собственно, не был неуязвим, так как Парис убил его, всадив ему стрелу в пятку.