Бана - Кадамбари

В Приемном зале главного дворца, каждый на своем месте, восседало несколько тысяч помазанных Тарапидой на царство вассальных государей. Они метали кости, играли в шахматы, перебирали струны лютен, писали красками на холсте портреты великого царя, рассуждали о поэзии, шутили, решали головоломки, разгадывали загадки, обдумывали мудрые реченья в стихах, написанные государем, сами слагали стихотворные строки, разбирали достоинства и недостатки известных поэтов, составляли узоры из листьев, болтали с куртизанками, слушали придворных певцов. Высокие короны на их головах были обвязаны белыми тюрбанами, и они походили на гряду гор Кула, с вершин которых ниспадают горные реки, освещенные лучами восходящего солнца. К приходу царя в Приемном зале расстилали пестрые ковры и расставляли золотые кресла, так что он казался изукрашенным множеством ярких радуг. По всему дворцу, входя и выходя из него, сновали куртизанки с золотыми рукоятками опахал на плечах, каждому их шагу сопутствовал перезвон ножных и ручных браслетов, а лица их отражались на драгоценном полу, как если бы он цвел множеством лотосов.

В одном из уголков парка на золотых привязях лежали собаки; повсюду бродили ручные олени, разнося с собою острый, пряный запах; на каждом шагу встречались горбуны, карлики, евнухи, глухие и другие убогие люди; выставлены были для обозрения пара киннаров и несколько дикарей; жили здесь боевые петухи, и бараны, и обезьяны, и перепелы, и воробьи, а также певчие куропатки, гуси, голуби, кукушки, говорящие попугаи и скворцы. Внутри больших клеток, словно пленные горные духи в пещере, рычали грозные львы, не в силах стерпеть запах мускуса, который источали могучие слоны. Весь парк искрился мерцанием глаз везде шныряющих ланей, у которых так беспокойно бегали зрачки, как будто они страшились пылающего, точно пожар, золотого блеска дворцовых строений. Стайки павлинов, расхаживающих по настилу из изумруда, можно было отличить от самого настила только по их протяжным крикам. А в прохладной тени сандаловых деревьев спали ручные цапли.

В глубине парка находился гарем, над которым надзирали старцы, носящие на голове тюрбаны, одетые в белое шелковое платье, опирающиеся на золотые и серебряные посохи. У них были густые седые волосы, сосредоточенный вид, а поведение отличалось такой сдержанностью, как если бы они олицетворяли собой достоинство, благородство, воспитанность и добросердечие. Даже в своем преклонном возрасте они сохраняли решительность и энергию, словно состарившиеся львы. Внутри гарема девушки играли в шары и куклы и раскачивались на качелях, к которым были привязаны беспрерывно звенящие колокольчики; попугаи подхватывали клювами соскользнувшие с женских рук жемчужные ожерелья, принимая их за лоскуты сброшенной змеиной кожи; по полу разгуливали стайки голубей, слетевших с дворцовых крыш, так что комнаты гарема казались усыпанными зеленоватыми лотосами; на помосте служанки разыгрывали пьесу, рассказывающую о подвигах царя Тарапиды; рядом резвились обезьяны, которые, убежав из обезьянника, пообрывали плоды на гранатовых деревьях в парке, поломали ветки на деревьях манго, а теперь рвали когтями украшения, отобранные ими у перепуганных карликов, горбунов и иных калек и убогих; и здесь же попугаи и скворцы повторяли подслушанную ими ночью болтовню любовников и этим приводили их в смущение. А двор гарема белел от множества гусей, издававших сладкие крики, и крики эти сливались со звоном браслетов, скользивших по ногам женщин гарема, когда они поднимались вверх по дворцовой лестнице.

Дворцовый парк застилали черные клубы дыма от возжиганий алоэ, и казалось, что над ним нависли черные тучи; сторожевые слоны разбрызгивали из хоботов воду, и казалось, что он окутан туманом; деревья тамала отбрасывали на аллеи глубокую тень, и казалось, что он погружен в ночь; яркими красками листвы пылали деревья ашока, и казалось, что он озарен утренним солнцем; на женщинах сверкали жемчужные ожерелья, и казалось, что он полон звезд; повсюду били бесчисленные фонтаны, и казалось, что он воплотил в себе сезон дождей; на верхушках высоких жердей сидели павлины, и казалось, что он блистает молниями; стены его домов украшали резные фигуры, и казалось, что в парке живут боги — покровители очага; ширь его ворот заполняли привратники с жезлами, и казался он желанным приютом для слуг Шивы; каждый день торговцы свозили к нему товары из дальних стран, и казался он торжественным гимном, сложенным из дивных строк; он манил и радовал обилием развлечений и казался обителью Манорамы и Рамбхи; он служил для сотен людей оплотом и кровом и казался солнцем — покровителем лотосов.