Йозеф Рот: Исповедь убийцы

Тут Голубчик встал со стула, и все, кто его слушал, посмотрели вверх, на его лицо. Оно становилось то бледным как полотно, то фиолетовым. Несколько раз он обрушил свои кулаки на стол с такой силой, что, жалобно опрокинувшись, на пол покатились до половины наполненные шнапсом стаканы, и хозяин поспешил от этой участи спасти графин. Он тоже взволнованно наблюдал за Голубчиком, тем не менее, в силу своего положения, сохранял присутствие духа. Сначала Голубчик закрыл глаза, потом открыл. Видно было, как дрожали его веки, а тонкий след слюны образовал вокруг посиневших губ подобие белого рубца. Да, так, должно быть, он выглядел тогда, в момент убийства. Теперь все мы знали — он был убийцей…

Он снова сел. К нему вернулся обычный цвет лица. Вытерев тыльной стороной ладони губы, а затем носовым платком — руку, он продолжил:

— Вначале я увидел на лбу у Лютеции, повыше левого глаза, глубокий порез, из которого на лицо и подушку хлестала кровь. Хотя Кропоткин, моя вторая жертва, лежал рядом, мне все же казалось, что его там нет, — это удивительная способность с открытыми глазами не замечать того, чего не хочешь. Я видел только струящуюся кровь Лютеции. Мое злодейство не напугало меня. Нет! Мне только было страшно от этого не прекращающегося потока, этого изобилия крови, содержащегося в человеческом черепе. Словно скоро, если подождать, я утону в крови, которую сам пролил.

Вдруг я совершенно успокоился. Теперь я был уверен, что они оба будут молчать. Что они замолчали на целую вечность. Было совсем тихо, только незаметно подкравшиеся кошки прыгнули на кровать. Наверное, почуяли кровь. В соседней комнате попугай прохрипел мою фамилию, мою украденную фамилию Кропоткин!

Я подошел к зеркалу. Я был спокоен. Рассматривая себя, я сказал вслух своему отражению: «Ты — убийца!». И тут же подумал о том, что полицейский должен хорошо выполнять свою работу!

Затем в сопровождении бесшумных кошек я пошел в туалет, вымыл руки, связку ключей и замок.

Сев за неудобный изящный письменный стол Лютеции, я искаженным почерком латинскими буквами написал несколько бессмысленных фраз: «Мы и без того хотели умереть. Теперь мы мертвы от третьих рук. Наш убийца — друг моего возлюбленного князя!»

Точное копирование почерка Лютеции доставило мне тогда особое удовольствие. Впрочем, с ее чернилами и пером, это было несложно. У нее был почерк, как у всех мелких и вдруг вознесшихся мещанок. И все же я потратил необычайно много времени на убедительную подделку этого почерка. Вокруг меня увивались кошки, и время от времени попугай выкрикивал «Кропоткин»!

Закончив писать, я вышел из комнаты, запер на два оборота спальню и входную дверь. Спокойно и бездумно спустился по лестнице, как всегда, вежливо поздоровался с привратницей, несмотря на поздний час сидевшей с вязанием в конторке. Она даже встала. Ведь я был князем, и она часто получала от меня княжеские чаевые.

В ожидании экипажа я еще постоял перед воротами дома. Увидев свободную коляску, я подозвал ее жестом, сел и поехал к дому, где жили Ривкины. Разбудив швейцарца, я сказал, что должен у него спрятаться.

— Заходите, — сказал он, повел меня в комнату, которую раньше я никогда не видел, и добавил: — Оставайтесь, здесь безопасно.

Он принес мне хлеба и молока.

— Я должен вам кое-что рассказать. Я совершил убийство не по политическим мотивам, а по личным, — сказал я.

— Это меня не касается, — ответил он.

— Я должен сообщить вам намного больше.

— Что же?

Было темно. Набравшись мужества, я сказал, чем занимаюсь уже много лет, и повторил, что сегодняшнее убийство носит личный характер.

— В этом доме вы останетесь до рассвета, и ни секундой больше! — сказал швейцарец.

А потом, словно в нем пробудился ангел, добавил:

— Спокойной ночи. Да простит вас Господь!

Нет нужды говорить вам, друзья мои, что я не спал. До рассвета было еще далеко. Я лежал без сна, не раздеваясь.

Я должен был покинуть этот дом, и я его покинул. Я бесцельно блуждал по просыпавшимся улицам. Когда на всех башнях пробило восемь, я направился в посольство. Я все верно рассчитал. Без всякого предупреждения я вошел в кабинет Соловейчика и все ему рассказал. И вот что я от него услышал:

— В вашей жизни много бед, но кое в чем вам все же повезло. Вы не знаете, что сейчас происходит. Во всем мире идет война. Она разразилась в эти дни, может быть, даже в те часы, когда вы совершали преступление или, скажем лучше, — ваше убийство. Вы должны быть призваны! Подождите полчасика, и это произойдет!