Гийом Аполлинер: Французская новелла XX века. 1900–1939

Во многих рассказах буржуазное общество предстает расколотым, тщетно ищущим равновесия. Равновесию не суждено было воцариться: Европу захлестнула первая мировая война. Она вызвала, по определению В. И. Ленина, «необъятный кризис» капиталистической системы, поставила человечество перед выбором: «или погибнуть или вручить свою судьбу самому революционному классу…» [2] В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 34, с. 197–198. Война унесла миллионы человеческих жизней, сильно обескровив и искусство: на поле боя погибли Луи Перго и Ален-Фурнье, осколком снаряда был тяжко ранен Гийом Аполлинер. Обвинение войне, проклятье «случайностям» войны звучит в финале повести Роллана о торжествующей любви — «Пьер и Люс». Лики войны запечатлели, каждый по-своему, Аполлинер, Барбюс, Вильдрак, Доржелес, Дюамель, Жув… В самых проницательных из новеллистических свидетельств («Преступный поезд» Анри Барбюса, «Бал слепых» Поля Вайяна-Кутюрье, «Награда Дюдюля» и «Оскорбление армии» Раймона Лефевра) рассказ о войне и ее социальных и нравственных последствиях таит в себе приговор тупой жестокости солдафонов, буржуазному шовинизму, социальным истокам «внезапной» трагедии. Соприкасаясь с правдой войны, писатели обретали гражданское мужество, творческую зрелость. Сопоставление новелл раннего Барбюса с его «Правдивыми повестями» позволяет увидеть эволюцию художника от абстрактного гуманизма к гуманизму пролетарскому, от поэтики критического реализма к эстетике реализма социалистического.

Вопрос «или погибнуть или вручить свою судьбу самому революционному классу» был решен Октябрьской революцией. Вступали в свои права новые закономерности истории, новые законы искусства. Писатели самых разнородных эстетических направлений обличали буржуазное общество, продолжавшее и после военной катастрофы постыдную игру классово-эгоистических интересов.

В книге представлена преимущественно реалистическая новелла — в том, правда, многогранном облике, какой обретает реализм в XX веке. Новеллистический жанр ныне подвижен: он включает и притчу («Уход Лао-цзы» Клоделя), и философическую эпистолу («Письмо госпожи Эмили Тэст» Валери), и комическую миниатюру («Епитимья» Куртелина), и психологический этюд («Близость» Ар-дана), и памфлет («Могила неизвестного жезлоносца» Авлина).

Скорбно-патетический сказ Даби и комическая сценка Шамсона, пародийная юмореска Жакоба, дуэт встревоженных душ у Бернаноса, детективно-психологический сюжет у Жюльена Грина и чуть ли не фантастический — у Марселя Эме, импрессионистические блики впечатлений у Натали Саррот в ее «Тропизмах», предвосхищавших программу «нового романа», — таков жанровый и стилевой диапазон новелл, составляющих книгу. Реализм здесь действительно вбирает в себя элементы символики, гротеска, порой экспрессионистскую деталь.

За пределами данной книги остались очерки, документальные миниатюры, беллетризованные воспоминания. Но реалии истории Франции межвоенных десятилетий ощутимы здесь на каждой странице. По небольшому событийному полю новеллы пробегают волны драматических коллизий нашего века. Не всем художникам удалось в равной мере глубоко их понять и выразить. Но тревогу и предчувствия тех лет новелла передала, как чуткий сейсмограф.

Мировоззрение многих писателей неустойчиво, пронизано духом абстрактного гуманизма или горького скепсиса. Они искренне возмущаются участью человека в условиях капитализма, но часто питают иллюзии, будто социальные конфликты случайны или же, напротив, извечны и неустранимы; иногда они поддаются отчаянию, не видя выхода из тупиков одиночества. Яркое и полнокровное, издевающееся над нравами и моралью господствующих классов в периоды духовного подъема этих художников, творчество их становится вялым, анемичным в пору их идейного упадка, подчинения конформистским иллюзиям. В творческом развитии талантливых писателей наступали моменты, когда они под воздействием обострявшихся общественных антагонизмов остро ощущали разлад с породившей их средой и, вырываясь из орбиты декаданса, выступали со смелыми разоблачениями тех или иных сторон буржуазного миропорядка. Эти художники рассказали об извращенной этике и морали буржуа («Престиж» Франсуа Мориака), об унизительном приспособлении искусства к переменчивой шкале «ценностей» на бирже буржуазной безвкусицы («Рождение знаменитости» Моруа), о трагическом одиночестве личности в мире чистогана (Эме, Карко) и утрате ею своего «я» («Сад в Шпейере» Мак Орлана). Как бы ни были порой мимолетны эти прозрения, правдивые свидетельства мастеров слова о «больной» цивилизации сохраняют свою непреходящую ценность.