О Леонардо и его вглядах (реферат)

А. Шастель замечает, что Леонардо сам был в значи­тельной мере автором легенды о себе: «Все свидетель­ствует нам, что он любил нравиться, что он хотел соблазнять, что он искал вокруг себя ту обстановку сла­достного опьянения от доверия и согласия, которая слу­жит художнику утонченной наградой за его труды... «Ле­генда» Леонардо есть зеркало судьбы, очертания которой он создал сам, неумеренно превознося универсальную спо­собность живописца, и в которой можно вопреки ему и, так сказать, в обратном порядке прочесть страх и даже фатальность неудачи ввиду колебаний и нетерпения, которые мешают чего-либо достичь» (163а, 8). «Всю свою жизнь Леонардо... непрестанно обещает и не сдерживает обеща­ний. Он бросает начатые заказы, он с величайшей охотой отказывается от исполнения проектов, которыми он раз­влекал своих патронов: его друзья не знают, как оправ­дать развязность, о которой они сожалеют» (там же, 10).

«Этот столь живой и столь обаятельный ум любит изумлять, — продолжает Шастель.—Он одевается не как все: он носит бороду и длинные волосы, которые делают его похожим на античного мудреца; флорентийский путе­шественник, обнаруживший в Индии племя вегетарианцев.., сразу подумал о Леонардо. Это человек, живущий на свой манер, ни перед кем не отчитываясь; этим он часто шокирует; Генеральный викарий кармелитов, проповедо­вавший во Флоренции во время поста 1501 г., сообщает Изабелле дЭсте о действиях и поступках художника, от которого принцесса Мантуанская хотела бы получить кар­тину. Викарий весьма обеспокоен: «Насколько я могу су­дить, жизнь Леонардо непредсказуема и прихотлива; ка­жется, он живет, как придется». Не здесь ли его тайна? Человек, свободный так, как еще никто не был свободен, человек, которому все безразлично, потому что все может интересовать его в равной мере? Мудрец, который бук­вально «не презирает почти ничего», который способен одинаково исследовать мир ужаса и смерти, мир благода­ти и нежности, мир пользы и бескорыстия и который смог сделать себя поразительно неуязвимым для всего, что низ­ко и вульгарно или просто «слишком человечно». Духовная позиция Леонардо, определенная свежесть чувства, оста­вляющая неискаженной способность удивляться, есть как раз то, что поражало Ницше. Возможно, в свою жизнь Леонардо вложил столько же таланта, сколько в свои про­изведения. Он сознательно поставил себя несколько в сто­роне от человечества, которое в грубом своем состоянии внушало ему ужас, как он довольно часто писал» (там же, 11).

При безразличии к человеческому роду Леонардо в то же время обнаруживает постоянную жажду удивлять со­бой и своими творениями. Дело доходит до полной бес­принципности в выборе покровителей. Но когда Леонардо говорит, что он служит тому, кто больше платит, то важ­но не только само это положение, а также и то, что ему почти все равно, чем заниматься и за что получать деньги. Отсюда известное мнение об универсализме Леонардо, по поводу которого В. Н. Лазарев делает такое замечание в статье «Жизнь и творчество Леонардо да Винчи»: «...при ближайшем рассмотрении выясняется, что его гениальный ум охватывал далеко не все стороны бытия. Уже из био­графии мастера легко можно было усмотреть его равноду­шие к социальным проблемам... С необычайной легкостью перекидывался он из одного лагеря в другой, бесстрастно созерцая окружавшие его злодеяния. Историческая судьба Италии в такой же мере не интересовала его, как и побои факт социальной жизни. И столь же законченным эгоцен­тристом выступает Леонардо в своей философии... Про­являя огромный интерес к изучению природы, он никогда не задает себе вопроса, какова же цель этого изучения. Стремясь сделать науку утилитарной, он в то же время об­ходит полным молчанием такие моменты, как роль и значение науки для человека. Все его рассуждения на моральные темы необычайно бледны, худосочны и хо­дульны... Подобная асоциальность леонардовского образа мышления лишает его гений теплоты... Для него суще­ствует лишь одна цель — познание, но, какова цель этой цели, он не знает».

В своей работе 1952 г. В. Н. Лазарев внешне как будто бы отрицает асоциальную настроенность Леонардо. Одна­ко на самом деле В. Н. Лазарев продолжает давать ту же самую характеристику асоциальности Леонардо, но только углубляет ее в направлении горестных и печальных чувств Леонардо, тоже нисколько не свидетельствующих о каких-нибудь его социальных взглядах в положительном смысле. В. Н. Лазарев пишет: «Постоянно соприкасаясь с тирана­ми, королями и панами, наблюдая их циническое отноше­ние к людям, их безудержную погоню за наслаждениями, их полное равнодушие к социальным проблемам, Леонар­до проникался горечью и скепсисом, и эти свои настроения он и выражал в засекреченных записях» (67, 71).