Эльза Триоле: Розы в кредит

Мартина, собрав свои черные волосы на макушке, спустилась по лестнице и подсела к Сесили на диван у камина. Волосы у Сесили тоже были собраны на макушке, только у нее они белокурые, тонкие, как у новорожденного ребенка. Подруги раскачивали голыми ногами и болтали без умолку. Они никогда не ссорились, ничто ни разу не омрачило их дружбы. Внезапно Мартина замолчала.

– Мама Донзер, – сказала она после паузы. – Ну и дура же я! Совсем забыла вам сказать, что ваша богородица чудотворная!

Мадам Донзер разливала липовый чай.

– Не городи чушь, Мартина, я этого не люблю.

– Честное слово, мама Донзер, честное слово. Она светится,

Мадам Донзер поставила чашки на поднос.

– Пора наверх – спать, – сказала она.

Две одинаковые кровати с наволочками, вышитыми руками Сесили – она была рукодельницей, – ждали подруг. Мадам Донзер взяла с них обещание, что они не будут, как обычно, болтать до полуночи. Нет, только выпьют чай. На этот раз они тут же погасили свет.

– Вот видишь! Видишь? – шептала Мартина.

Сесиль увидела: на ее ночном столике богородица, такая же, как и у Мартины, слабо светилась в темноте.

– Что же теперь делать? – взволнованно спросила Сесиль. – Не позвать ли маму?!

Она побежала босиком к двери.

– Мама! – крикнула она. – Иди сюда, посмотри!

Мадам Донзер поднялась к ним, все втроем вошли в темную комнату, на ночном столике у кровати Сесили что-то мерцало.

– Что тут у вас за чертовщина? – спросила мадам Донзер. – Нечего дрожать попусту, зажгите лучше свет.

При свете мерцание угасло – статуэтка богоматери стала розовой и нежно-голубой.

– Это фосфоресцирующие краски, – сказала мадам Донзер, – чего только не придумывают в наши дни! А вот таких дурех, как вы, редко встретишь! Я заведу «Ave Maria», ложитесь и спите.

Она погасила свет, закрыла дверь, светящаяся статуэтка пела тоненьким-тоненьким ангельским голоском, Мартина и Сесиль слушали, впившись глазами в мерцающую богоматерь.

– Я не люблю смотреть на светлячков вблизи, – сказала Мартина, – лучше, когда они светят издали – в траве… Тебе нравится слово фосфоресцирующий . Ты понимаешь, что оно значит?

– Ничего не значит, – ответила Сесиль, – так же и светлячки… я не знаю, почему они светятся.

– Фосфоресцирующая богоматерь… Фос-фо-рес-ци-ру-ю-щая… Чу-до-твор-на-я…

Они развлекались, повторяя: фос-фо-рес-ци-ру-ю-щая… Чу-до-твор-на-я… Потом заговорили о Даниеле. Сесиль была на год старше Мартины, а никакого Даниеля в ее жизни еще не было, зато она дружески разделяла все чувства Мартины. Даниель жил сейчас у отца и готовился к конкурсным экзаменам в версальскую Высшую школу садоводства – туда принимали без аттестата зрелости, но конкурсные экзамены были даже еще труднее, чем экзамены на аттестат зрелости: требовались специальные знания, которых ни в одном лицее не получишь. Бедняга Даниель, он принадлежал к обреченному поколению, на долю которого выпала война… Если бы не война, он ходил бы в лицей, но вместо этого он познал все тяготы войны… и теперь вступает в жизнь с большим запозданием, если иметь в виду его личную карьеру… Мартина слышала в кафе, как обо всем этом говорил такими же словами, облокотившись о цинковую стойку, полевой сторож. Мать послала ее туда за спичками, и Мартина торчала до тех пор, пока эта стерва Мари-Роз, сидящая за кассой, не спросила у нее: «Ты что, ночевать здесь собралась?…»

Подруги стали судить и рядить о том, что могло бы привести Даниеля в их деревню теперь, когда дядя его умер, а двоюродные братья, не только старший, но и два других, работают у отца Даниеля на его плантации роз. Возможно, Даниель появится летом на озере? Теперь там опять будут купаться, ведь немцев уже нет… Мартина, а с ней вместе и Сесиль возлагали большие надежды на купание. Прежде поговаривали, что Даниель живет с этой негодяйкой Катрин, женой фермера, но сейчас, после того как она переспала со всеми бошами, разве это мыслимо?… Девочки употребляли грубые выражения, не вполне понимая их смысл. Нет, Даниель не станет путаться с фермершей после бошей… Тогда и приезжать ему сюда незачем. Вот только, возможно, – купание… Значит, надо ждать лета или по крайней мере весны. И они болтали, болтали…

Мартина окончила школу, учительница пыталась уговорить ее продолжать занятия: если она пройдет дополнительный курс, у нее будет больше возможностей преуспеть в жизни. Но Мартина и слушать не хотела: раз мама Донзер не отказывается обучать ее, Мартина останется у нее и научится парикмахерскому ремеслу.