Нагиб Махфуз - Предания нашей улицы

— Я смотрела из окошка и думала, где ты задержался и почему не позвал меня с собой. Адхам улыбнулся:

— Боялся тебя утомить.

— Меня утомить? Но ведь я так люблю этот сад! Ты помнишь нашу первую встречу здесь, на этом самом месте? Он взял ее руку в свои, прислонил голову к стволу пальмы, устремил взгляд в небо, видневшееся сквозь ветви. А Умейма продолжала говорить о своей любви к саду. Он молчал, а она без умолку говорила, ибо ненавидела молчание с той же силой, с какой любила сад. Сначала она рассказывала о себе и о своей жизни. Потом перешла к последним сплетням в жизни Большого дома, в первую очередь к отношениям между женами Ридвана, Аббаса и Джалиля. Наконец она промолвила с упреком:

— Ты не слушаешь меня, Адхам! Адхам с улыбкой ответил:

— Что ты, радость моя!

— Но ты думаешь о чем-то другом…

Это была правда. Но, хотя Адхам не слишком обрадовался приходу жены, присутствие ее не было ему в тягость, и, если бы она захотела уйти, он стал бы искренне ее удерживать. Он воспринимал ее как неотделимую частицу самого себя. Поэтому он извиняющимся тоном сказал:

— Я люблю этот сад. Часы, проведенные здесь, — самое приятное воспоминание моей прошлой жизни. Его цветущие деревья, поющие птицы, журчащий ручей, наверное, знают меня не хуже, чем знаю их я. Я хочу, чтобы ты разделила со мной эту любовь. Смотрела ли ты когда-нибудь в небо сквозь ветви?

Умейма на мгновение подняла глаза, затем с улыбкой обратила их на мужа и сказала:

— Сад и правда красив. Неудивительно, что тебе в нем так хорошо.

Он почувствовал в ее словах скрытый упрек и поспешил добавить:

— Он был таким, пока я не знал тебя.

— А теперь?

Адхам нежно сжал руку жены:

— Твое присутствие оттеняет его очарование. Пристально глядя на мужа, Умейма произнесла:

— К счастью, сад не может тебя упрекнуть, когда ты покидаешь его ради меня.

Адхам засмеялся, привлек ее к себе, прижался губами к ее щеке. Потом спросил:

— Разве эти цветы не более достойны нашего внимания, чем жены братьев?

Умейма серьезно возразила:

— Цветы красивы, но жены твоих братьев без конца болтают о тебе, об управлении имением и о доверии к тебе отца, все время — с утра до вечера.

Адхам нахмурил брови:

— Чего им не хватает?

— Я боюсь, они тебя сглазят… Адхам воскликнул в сердцах:

— Будь проклято это имение! Оно забирает все мои силы, оно сделало братьев моими врагами, из-за него я лишился покоя! Да пропади оно пропадом… Умейма приложила палец к его губам.

— Не будь неблагодарным, Адхам. Управление имением — важное дело и может принести пользу, о какой ты даже не помышляешь.

— До сих пор оно приносило мне одни заботы. Достаточно вспомнить об Идрисе.

Умейма улыбнулась, но не оттого, что ей было весело, а желая скрыть встревоженное выражение своих глаз, и сказала:

— Взгляни на наше будущее так, как ты глядишь в небо, на деревья и на птиц.

С этого дня Умейма всегда сидела с Адхамом в саду. И редко молча. Но он не тяготился ею, привыкнув слушать ее вполслуха или вовсе не слушать. А под настроение брал свирель и начинал высвистывать какую-нибудь мелодию. Адхам был доволен жизнью и искренне считал себя счастливым. Даже выходки Идриса воспринимались теперь как нечто привычное. Только вот мать Адхама чувствовала себя все хуже и хуже. Ее мучили жестокие боли, и сердце Адхама разрывалось от жалости. Мать часто призывала его к себе, горячо благословляла и возносила Богу жаркие молитвы о благополучии сына. Однажды она сказала умоляюще: «Адхам, всегда проси Господа о том, чтобы он отвел от тебя зло и наставил на истинный путь». Она долго не отпускала его от себя и просила, перемежая мольбы стенаниями, помнить ее завет. В тяжких мучениях она скончалась на руках у сына. Адхам горько оплакивал мать. И Умейма оплакивала свекровь. Пришел Габалауи, долго смотрел в лицо покойной, потом бережно прикрыл его покрывалом, и в его суровых глазах светились тоска и грусть.

Не успел Адхам немного оправиться от горя и вернуться к обычному образу жизни, как его поразила непонятная перемена в поведении Умеймы. Началось с того, что она перестала сопровождать его в сад. К собственному удивлению, он обнаружил, что это его ничуть не обрадовало. Он спросил ее, в чем причина, Она сослалась на дела и усталость. Адхам заметил также, что она не отвечает на его ласки с прежней горячностью, а словно лишь терпит их, не желая обидеть мужа. Адхам встревожился. Что случилось? Он мог бы обращаться с ней построже, иногда ему и хотелось так поступить, но слабость Умеймы, ее бледность и явное желание ему угодить останавливали его. Временами она казалась печальной, временами растерянной, а однажды он даже уловил в ее взгляде враждебность, что одновременно рассердило и испугало его. Адхам сказал себе: «Потерплю еще немного — или все наладится, или я прогоню ее ко всем чертям!»