Йоханнес Йенсен: Лежебоки

Однако сыновья никак не могли утихомириться. Они так расхрабрились, что лежали, весело тараща глаза в сгущающуюся тьму. А один из них до того вошел в раж, что громко, во всеуслышанье выпустил ветры, остальные, поднатужившись, вторили ему громовыми раскатами, после чего начали судорожно хохотать. Старики принялись было их стыдить, но сами невольно рассмеялись, а дочери зарылись в перины, и их смех звучал, будто из-под земли. В темной горнице звенит смех, его никак не сдержать, это бессмысленный смех от души, так смеяться могут лишь отдохнувшие здоровые люди. Они лежат и громко хохочут, они фыркают, барахтаются на перинах, не зная, куда применить скопившуюся в них силищу. Сыновья дурачатся, как мальчишки, и вся семья хохочет до упаду. Дочери щекочут друг друга и хрюкают, как поросята, резвящиеся на воле по весне. От всего этого в горле у них пересыхает, они пьют взахлеб хмельное пиво, а после выдумывают новые забавы, чтобы скоротать длинную ночь.

Тельцу Громобою тоже приходится поддерживать компанию, но сейчас он с большой охотой принимает участие в общем веселье. Сперва он поет песню – это один из лучших его номеров, один из тех, за который иной раз ему дают целый скиллинг или пакет со щетками для чистки трубок; раздольная, за душу берущая песня в темноте звучит прекрасно. Она сулит несказанное счастье, но вот сыновья заржали и заглушили песню.

После странник начинает загадывать «загадки», хорошие это загадки, разгадка вроде вертится на языке, но никто не осмеливается разгадать их. Старый калека чувствует себя как нельзя лучше, он лежит на спине на откидной кровати, размахивая в темноте длинными руками, и без передышки рассказывает самые невероятные истории, ни разу при этом не засмеявшись. Он говорит так умно и красноречиво, в его голосе слышится какой-то мягкий оттенок, как звук шагов по мшистой, зыбкой трясине, – это поет его горб, вторя звукам, которые издают звонкие струны его голоса, а язык колотится и мягко щелкает в беззубом рту этого лохматого и волосатого старика – так журчит ручей на дне заброшенной, черной, как бархат, торфяной ямы.

Но странник скоро замечает, что здесь духовные богатства тратить ни к чему, никто его здесь не слышит из-за шума и смеха; он замолкает и долго лежит, пыхтя, как мехи, выпускающие воздух, покуда кузнец собирается снова ударить по наковальне. Здесь отдают предпочтение шуткам более основательным, чем те, которые можно облечь в слова, и странник долго лежит и думает об этом, а остальные обитатели дома резвятся, валяясь на кроватях, вовсе забыв про него. Никому из них нет дела до того, что на душе у этого старика, лежащего в темноте, чем он занят; они слышат его тихое бормотанье, похожее на урчанье в животе и ласковое причмокивание. Странник вовсю размахивает руками, случайно ловит воробушка, попавшего в дом через дыру в соломенной крыше, и прячет его в своих огромных ладонях; ласково и растроганно поглаживая птицу, он подходит к боковуше и ухитряется засунуть птицу в постель к девицам!

Воробей начинает трепыхаться, девушки визжат, до смерти перепуганные. Вдруг кто-то прыгает к ним на подушку – это кот, который проснулся в темноте и решил поохотиться за воробьем! Девицы кричат, потом приходят в себя и снова хохочут. Воробей крутится, как веретено, мечется из угла в угол в темной боковуше, а кот за ним в один прыжок – от одной стены к другой, выпустив все десять когтей! Наконец девушки хватают кота, дурачась, чуть не задушив его в темноте, они засовывают его под перину, ложатся на него и начинают ласкать и мучить его, отчего кот приходит в дикую ярость, мяукает и шипит, как подожженный фитиль у пороховой бочки. Теперь все начинают смеяться над котом, они с воем выталкивают воздух из горла, снова наполняют легкие и издают звук тоном выше, они кричат от восторга, будто от смертельной боли. Тем временем Телец Громобой снова уютно устраивается на откидной кровати и затевает новый концерт, из груди его вырываются низкие и ласковые звуки. Вот он кукует кукушкой, она летает росистым майским вечером и передразнивает собственное эхо, она кукует сладостно и неторопливо, а с приближением ночи умолкает и засыпает. А вот запела флейта, ее долгие звуки полны утренней сонливости и тепла первых солнечных лучей, она свистит, выводит рулады, завораживает, а старик, не переставая, машет в темноте длинными, как у тролля, руками. Вот он вспоминает свою юность, старый ольховый пень оживает и наливается соком; ему слышится шелест и отзвук великой весны , которую он утратил, но сохранил в сердце. Под конец он замолкает, переводя дух в темноте, забыв обо всем и обо всех вокруг.