Редьярд Киплинг - Труды дня

— Значит, этот конь оставляет следы? — сказал Чинн.

— Мы видели их.

— Можете вы найти эти следы и пройти по ним?

— При дневном свете… если кто-нибудь пойдёт с нами и, главное, будет стоять вблизи.

— Я буду стоять совсем близко, и мы устроим так, что Джан Чинн не будет больше ездить.

Бхили несколько раз громко повторили эти слова.

С точки зрения Чинна, путь, по которому ему пришлось вести бхилей, был самый обыкновенный. Он шёл вниз по горе, по растрескавшимся скалам, может быть, не безопасным, если не соблюдать осторожности, но не хуже многих, по которым ему приходилось ходить. Однако его спутники решительно отказались загонять дичь и только шли по следу, обливаясь потом при каждом шорохе. Они указывали на громадные следы, которые спускались по горе на несколько сотен футов ниже могилы Джана Чинна и исчезали в пещере с узким входом. Это была дерзко открытая тропинка, проложенная, очевидно, без всякого намерения скрыть её.

— Негодяй, должно быть, не хочет платить податей или пошлин, — пробормотал Чинн, прежде чем спросить своего друга: на что больше похожи эти следы — на следы зверя или человека?

— Зверя, — услышал он в ответ. — Две телки в неделю. Мы пригоняем их для него к подножию горы. Таков его обычай. Если бы мы этого не делали, он стал бы преследовать нас.

— Шантаж и грабёж, — сказал Чинн. — Не могу сказать, чтобы мне нравилось идти в пещеру за ним. Что же делать?

Бхили отступили, когда Чинн стал за утёсом с ружьём наготове. Тигры, как он знал, животные робкие, но тот, которого кормили так долго скотом, да ещё в таком количестве, может оказаться слишком храбрым.

— Он говорит, — шепнул кто-то сзади. — Он, видно, чует…

— Ну, черт возьми, что за дьявольская сила! — сказал Чинн. Из пещеры доносился сердитый рёв — настоящий вызов.

— Выходи же! — крикнул Чинн. — Выходи, дай посмотреть на себя!

Зверь отлично знал, что между голыми смуглыми бхилями и получаемыми им еженедельно запасами существует какая-то связь, но белый шлем, залитый лучами солнца, раздражал его, и голос, нарушивший его покой, не нравился ему. Лениво, как наевшаяся змея, он выполз из пещеры и встал у входа, зевая и мигая. Лучи солнца падали на него, и Чинн удивился. Никогда не видел он тигра такой окраски. За исключением головы, по которой шли замечательно ровные полосы, он был весь в яблоках — словно качающаяся детская лошадка — чудесного, дымчатого цвета на красно-золотом фоне. Та часть его живота и шеи, которая должна была бы быть белой, оказалась оранжевой, а хвост и лапы — чёрными.

Он спокойно осматривался в течение десяти секунд, потом решительно опустил голову, подтянул подбородок и стал пристально смотреть на Чинна. Результатом было то, что тигр выставил вперёд круглую дугу своего черепа с двумя широкими полосами, под которыми сверкали немигающие глаза; таким образом он стоял, несколько напоминая своей мордой маскарадную, нахмуренную маску дьявола. То было отчасти проявлением силы гипноза, которым он много раз действовал на свою добычу, и хотя Чинн вовсе не был робким ягнёнком, он все же стоял несколько времени неподвижно, удерживаемый необыкновенной странностью атаки. Голова — тело было как будто спрятано за ней — свирепая, похожая на череп мертвеца, подвигалась ближе, в такт яростно ударявшему по траве хвосту. Бхили рассыпались вправо и влево, предоставив Джану Чинну усмирять своего коня.

«Честное слово! — мысленно проговорил Чинн. — Он пробует испугать меня!» — И выстрелил в промежуток между похожими на блюдечки глазами, отскочив в сторону после выстрела.

Что-то массивное, задыхающееся, пахнущее падалью бросилось мимо него вверх на гору. Он осторожно пошёл за этой массой. Тигр не пробовал убежать в джунгли, он искал возможности вздохнуть полной грудью и шёл с поднятым носом, открытым ртом, песок летел брызгами из-под его сильных ног.

— Нашпигован! — сказал Джон Чинн, наблюдая за бегством тигра. — Будь он куропаткой, он поднялся бы вверх. Лёгкие у него должны быть наполнены кровью.

Тигр перескочил через камень и упал по другую сторону горы, скрытую от взглядов. Джон Чинн выглянул, держа наготове ружьё. Но красный след вёл прямо, как стрела, к могиле его деда и там, среди разбитых бутылок из-под спиртных напитков и осколков глиняного изображения, жизнь тигра отлетела в тревоге и гневе.

— Если бы мой достойный предок мог видеть это, он гордился бы мной, — сказал Джон Чинн. — Глаза, нижняя челюсть и лёгкие. Очень хороший выстрел. — Он свистнул, измеряя уже коченевшее туловище.