Эрих Ремарк - Искра жизни [перевод Р.Эйвадиса]

— Вот и хорошо, — одобрительно сказал Визе, придирчиво оглядывая его со всех сторон. — Мы уж вас поставим на ноги.

За первым последовал еще один. И еще. Все трое попали сюда недавно.

— А ну живее! Еще трое! — кричал Вебер, который уже начинал терять терпение. Эту выдумку с добровольцами он рассматривал как плод дурного настроения или похмельного синдрома Нойбауера. Приказ из канцелярии — и шесть человек тут как тут. Точка!

— Я лично гарантирую вам хорошее питание, друзья мои! — уговаривал Визе. Уголки его губ подрагивали. — Мясо, какао, бульон!

— Господин капитан, — перебил его Вебер. — Этот сброд не понимает, когда с ними так говорят.

— Мясо!.. — как загипнотизированный, повторил стоявший рядом с 509-м скелет Вася.

— Конечно, дорогой вы мой! — живо повернулся к нему Визе. — Ежедневно. Каждый день мясо.

Вася принялся жевать. 509-й предостерегающе толкнул его локтем. Это движение почти невозможно было заметить. Однако Вебер заметил его.

— Ах ты скотина! — Он ударил его ногой в живот. Удар был не очень сильный. Это было, как считал Вебер, не наказание, а предостережение. Но 509-й упал.

— Встать, симулянт!

— Ну что вы, зачем же так, — бормотал Визе, удерживая Вебера, — мне они нужны целыми.

Он склонился над 509-м и ощупал его. Вскоре 509-й открыл глаза. Он не смотрел на Визе. Он смотрел на Вебера.

Визе выпрямился:

— Вам необходимо в госпиталь, друг мой. Мы позаботимся о вас.

— У меня все в порядке, — выдохнул 509-й и с трудом поднялся на ноги.

Визе улыбнулся:

— Я врач, мне виднее. — Он повернулся к Веберу. — Так, это еще двое. Нужен еще один. Помоложе. — Он указал на Бухера, тоже стоявшего рядом с 509-м. — Может быть, этот?

— Марш! Вперед!

Бухер встал рядом с 509-м и остальными. Вебер тем временем заметил через образовавшийся в строю пробел чешского мальчика Карела.

— А вот еще один дохляк. Хотите его в придачу?

— Благодарю вас. Мне нужны взрослые. Этих шестерых вполне достаточно. Очень вам признателен.

— Хорошо. А вы — через пятнадцать минут доложите в канцелярии о прибытии. Староста блока! Переписать номера! И не забудьте умыться, грязные свиньи!

Они стояли, словно пораженные молнией. Никто не произнес ни слова. Они знали, что все это означает. Один лишь Вася улыбался. От голода у него помутился разум, и он все принял за чистую монету. Трое новеньких неподвижно стояли, тупо уставившись в пустоту; они покорно исполнили бы любой приказ, даже если бы от них потребовали броситься на колючую проволоку, заряженную электричеством. Агасфер лежал на земле и стонал. Хандке обработал его своей дубинкой, как только Вебер и Визе ушли.

— Йозеф! — позвал кто-то слабым голосом со стороны женского лагеря.

Бухер не шелохнулся. Бергер толкнул его:

— Это Рут Холланд.

Женский лагерь располагался слева от Малого лагеря и был отделен от него двумя рядами незаряженной колючей проволоки. Он состоял из двух небольших бараков, построенных уже во время войны, когда опять начались массовые аресты. До этого женщин в лагере не было. Два года назад Бухер работал там около месяца столяром. Тогда он и познакомился с Рут Холланд. Изредка им удавалось украдкой поговорить друг с другом несколько минут. Потом Бухера перевели в другую команду. Они увиделись снова лишь после того, как он попал в Малый лагерь. Иногда, ночью или в туман, они шепотом переговаривались через проволоку.

Рут Холланд стояла за забором, отделявшим оба лагеря друг от друга. Ветер трепал подол ее полосатого халата и хлестал им по ее тонким ногам.

— Йозеф! — еще раз позвала она.

Бухер поднял голову.

— Отойди от проволоки. Тебя увидят!

— Я все слышала. Не делай этого!

— Отойди от проволоки, Рут. Часовой будет стрелять.

Она покачала головой. Ее коротко подстриженные волосы были совершенно седыми.

— Почему именно ты? Останься здесь! Не ходи! Останься, Йозеф!

Бухер беспомощно посмотрел на 509-го.

— Мы вернемся, — ответил тот за него.

— Он не вернется. Я знаю. И ты тоже знаешь. — Она впилась пальцами в проволоку. — Никто никогда не возвращается.

— Иди обратно, Рут. — Бухер покосился на пулеметные вышки. — Здесь стоять опасно.

— Он не вернется! Вы все это знаете!

509-й не отвечал. Отвечать было нечего. Он словно заполнился пустотой. Все чувства покинули его. Он ничего не чувствовал — ни по отношению к другим, ни по отношению к себе самому. Все было кончено, он знал это. Знал, но не чувствовал. Он чувствовал только, что ничего не чувствует.